Иван Сербин - Передряга

Синоптики не только не ошиблись. Они милосердно занизили масштабы грядущей катастрофы. Дождь оказался не просто дождем, а ливнем, с ураганным ветром и нервными проблесками молний, рассекающих желто-лиловое небо. Прохожие, поднимая воротники плащей и торопливо раскрывая зонты, спешили укрыться от пронзительных и холодных ливневых струй. Одни заскакивали в подъезды, другие — в магазины, третьи поднимали стекла собственных автомобилей. Но и те, и другие, и третьи одинаково поглядывали на небо: скоро ли закончится водяная свистопляска?

Иван, сиротливо стоящий у памятника Великому Гению Поэзии, раздраженно посматривал на часы. Вымок он в первые же секунды до нитки. Прятаться уже не имело смысла. К тому же Иван не хотел пропустить появление Петра.

Ливень старательно омывал человека и памятник. Памятнику было плевать. Иван злился, бормотал себе пол нос яростные ругательства, на чём свет стоит клял Петра, дождь и синоптиков и старательно отворачивался от ветра, втягивая голову в плечи. Прошло минут тридцать, прежде чем стало ясно: Пётр не появится. Встреча не состоялась. Иван чертыхнулся и побежал к переходу. С его промокшего насквозь плаща текли ручейки дождевой воды.

«К тому моменту, когда я ввалился в офис, на мне не осталось ни единого сухого пятнышка. Все наши сотрудники повернулись в мою сторону, а Танюшка пробормотала:

— Бедненький. Под дождь попал, да?

— Душ принимал! — жутко оскалился я.

Не хотите получать идиотских ответов? Не задавайте идиотских вопросов. Впрочем, для Танюшки это характерно. Она изумленно захлопала длинными пушистыми ресницами.

— Прямо в плаще?

Вам знакомо ощущение, когда насквозь мокрые трусы и майка прилипают к телу, а в ботинках чавкает вода? Наверняка знакомо. Неприятно, правда?

— Он ещё не появлялся? — рявкнул я.

— Кто именно? — захлопала длиннющими ресницами Танюшка.

— Пётр, чтоб ему!..

— А он уже ушёл. — Танюша растянула губы в умильной улыбке.

Сидящий за столом Олежек громко и непристойно заржал. Наверное, оценил выражение моего лица.

— Как ушёл? — Пётр был начисто лишен чувства юмора, и поверить в возможность подобного розыгрыша с его стороны я не мог в принципе. — Куда?

— Этого мне не сказали. — Со мной Танюшка держалась так, словно Пётр был здесь единственным хозяином, а я так, с боку припека. Придворный дурачок. Арахисная шелуха под державными стопами монарха. Разве что по голове не гладила. — Они приехали часов в девять с каким-то мужчиной, просидели в кабинете минут сорок. Выпили по две чашки кофе. Потом прошлись, осмотрели тут все и ушли. А ещё Пётр Алексеевич перед уходом сказал, что ты скоро появишься и будешь сильно злиться. Сказал еще, чтобы мы не обращали внимания и что это у тебя нервное. С недосыпа.

Танюшка вновь захлопала ресницами. Не будь она редкостной кретинкой, я бы решил, что надо мной издеваются. Все скопом. Однако ей я поверил сразу и бесповоротно.

Ребята уже гоготали хором, по-жеребячьи. Только Стас, угрюмый молчун, смотрел на меня тяжело и тягостно, словно родственник, стоящий у постели умирающего больного.

Значит, Пётр встретился с этим своим человеком здесь, и они мило трепались под кофеек, пока я мок под дождем, их дожидаючись. Ну что же, ладно. С этим мы разберемся отдельно. Спросится с вас, Пётр свет Лексеевич. Спросится. И за побудку утреннюю глумливую. И за трусы мои многострадальные, к телу теперь пристающие. За всё с вас спросится. Согласно прейскуранту.

Сдирая на ходу мокрый до омерзения и чесотки в ладонях плащ, я направился в наш с Петром кабинет. Между делом гаркнул на веселящуюся компанию:

— Ну что гогочете-то? Работайте лучше давайте.

Подразумевалось, что после моего окрика ребята сразу же перестанут ржать и ринутся заниматься чем-нибудь общественно полезным. Но они не ринулись и даже наоборот — заржали ещё громче.

Что за наказание, а?»

Кабинет был не просто богатым. Он был роскошным, несмотря на кажущуюся простоту обстановки. Для человека понимающего подобный кабинет говорит о многом. Элегантное, простое на вид, но дико дорогое кожаное кресло хозяина кабинета удачно сочеталось с еще более дорогими креслами для гостей. Человек, устроившийся в подобном кресле, размякает от комфорта. Кресло словно убаюкивает, лишает воли, превращает в безвольную массу.

На полу громадный афганский ковер с абстрактным узором.

Посреди кабинета стол красного дерева с вмонтированными в него люминесцентными лампами. Аккуратно разложенные по обеим сторонам стола чистые листы бумаги и ручки «Пингвин» давали понять любому входящему: здесь все серьезно и надежно. Не отвлекайте хозяина по пустякам. Он занимается делом. Стены, обитые мягким темно-зеленым бархатом, подчеркивались золотой фурнитурой. Люстра, плоская и широкая, с витиеватым золотым узором, разительно отличалась от своих люминесцентных безликих «подруг».