Иван Сербин - Передряга

— Не перестреляют! Не успеют.

— Почему это?

— Потому что охрана в момент проникновения будет занята другим,

— Чем это другим? „Санта-Барбару“, что ли, усядется смотреть?

— Им придется отражать нападение!

— Иван, опомнись. Говоришь, как бредишь. Какое нападение?

Я изложил ему свои соображения, так внезапно пришедшие мне на ум. Олег внимательно выслушал, подумал, потер подбородок, затем произнес пространно:

— Ну-у-у, допустим. А как, по-твоему, они планируют подойти к квартире?

— Черт их знает! Думаю, они уже где-то внутри дома. Может быть, в соседней квартире, на той же площадке. Но они там, поверь мне.

— Возможно. А возможно, и нет. Все, таз ты мне тут поведал, конечно, красиво и стройно, впечатляюще, но это всего лишь твои домыслы. Никаких доказательств нет. Ты можешь дать гарантию, что не ошибся? Не можешь.

— Олег, поверь мне, так оно и есть.

— Да я-то верю, но кто поверит ещё, кроме меня?

— Может быть, позвонить Сергей Борисычу? Изложить ему ситуацию, объяс…

— Поздно, — перебил меня Олег и указал на отплывающий от тротуара серебристый „Линкольн“. — Видишь эту машину? На ней приехал Сергей Борисович в компании со своим охранником и еще каким-то хлыщом. Пять минут назад они вошли в подъезд. Сейчас, должно быть, уже сидят в квартире. Ты опоздал со своими предположениями, братец. Минут на пять опоздал. Сделка пошла. Теперь тебя никто не станет слушать».

Охранник из новой смены, дежуривший на площадке первого этажа, лениво повернул голову на звук открывающейся подъездной двери.

Он узнал входящего. Видел несколько раз в своё дежурство. Профессор с шестого этажа. Сутулый седой старик лет семидесяти, Сегодня он выглядел несколько непривычно: закутан в шарф до самого носа, воротник плаща поднят. Пряди седых волос торчат из-под берета. Профессор кашлял и прикрывал рот рукой. Во второй руке он тащил объёмистый старенький портфель довоенного ещё образка. Очень примечательный портфель. Таких не делают уже, должно быть, лет двадцать, а то и больше.

За профессором следовал развязный подросток в кепке-бейсболке, мешковатой джинсовой куртке и широких джинсах. На ногах — грязноватые кроссовки. Красный от напряжения, парнишка держал на руках картонную коробку из-под компактного телевизора. Ступал подросток тяжело, отклоняясь назад и прижимая подбородок к груди. По лицу его катился пот, челюсти активно перемалывали «Орбит».

Консьержка, с уважением относящаяся к интеллигентному, тихому жильцу, посочувствовала:

— Простыли, Ифгень Семенч?

— Софья Лазаревна, голубушка, — невнятно начал тот и тут же закашлялся. — Кха… про… кжа-кха-кха… извините… а-кха… великодушно… кха.

— Простудился, — невнятно пояснил за профессора подросток сипловатым тенорком.

Старик слегка поклонился и потопал вверх по короткой лестнице к лифтовой площадке, на которой, как флюгер на крыше, торчала гороподобная фигура второго «секьюрити». Подросток, кряхтя под весом коробки, поспешил следам.

— Телевизор купили, Ифгень Семенч! — запоздало спросила вслед консьержка.

— Курсовики, на проверку, — не оборачиваясь, ответил подросток.

— Второй охранник открыл дверцу лифта, буркнул:

— Добрый день.

— Здравствуйте… а-кха… голубчик…

Профессор вошёл в кабинку. Подросток втиснулся следом.

«Секьюрити» захлопнул за ними дверцу и, когда кабина, утробно гудя, пошла вверх, достал рацию.

— Двое пассажиров на шестой, в двадцать седьмую, — коротко сказал он.

— Понял тебя. Двое на шестой, в двадцать седьмую квартиру, — отозвался динамик.

— Всё верно. — Охранник опустил передатчик и в ожидании ответного рапорта привалился могучим плечом к стене.

На четвёртом этаже высокий красавец, немного похожий на киноактера Василия Ланового, поднял голову и проследил за подъемом кабины. Он услышал, как заперхал кашлем профессор, подошел к самой сетке и задрал голову. Лифт поднялся до шестого этажа и остановился. Заскрипели петли, лязгнул, открываясь, замок.

— Сюда… а-кха… голубчик, прошу… а-кха-кха-кха…

В гулком подъезде голоса разносились очень хорошо. Киноактер усмехнулся. Он услышал, как зазвенели ключи, затем хлопнула дверь, и все стихло. Заработал мощный мотор, и кабина вновь пошла вниз. Так полагалось по инструкции. Киноактер легко и практически бесшумно взбежал вверх по лестнице. На площадке шестого этажа он достал из кармана обычный медицинский стетоскоп и, вставив наушники, прижал стальной микрофон к нужной двери. Покашливание и бормотание профессора — «Сюда… а-кха… голубчик… кха-кха… поставьте на стол… а-кха… благодарю…» — доносилось до него настолько отчетливо, словно он стоял в квартире. Что-то загрохотало, и голос подростка торопливо сказал: «Ой, извините, профессор. Я щас подыму…» На что последовал ответ: «Ничего… кха… страшного, го… а-кха… лубчик». Убедившись, что люди вошли именно в двадцать седьмую квартиру, Киноактер спрятал стетоскоп, спустился на четвертый этаж и доложил: