Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Суходольский с живым и искренним интересом следил, как на лице Татьяны боролись чувства смятения и вполне естественного недоумения. Она-то, честно говоря, будущий аукцион представляла несколько иначе: собираются в каком-то зале солидные, денежные люди, аукционер, или как он там называется, человек с деревянным молотком, объявляет стартовую цену продаваемого завода, и начинается торг — кто даст больше. Но, оказывается, в реальности все не так просто.

— А кому, в таком случае, нужно продать завод? — прямо спросила Татьяна.

— Есть несколько достойных кандидатов, — отвечал Суходольский. — Окончательно пока не решен вопрос, кого мы допустим к торгам. Это там, наверху, — он показал пальцем в потолок кабинета, — Каменцев, Барышников думают… Ясно одно: хозяевами, или хозяином, должны быть наши, проверенные и надежные люди. С которыми потом можно будет решать проблемы. Кстати, и вы, Татьяна Николаевна, могли бы быть в числе хозяев завода. Почему нет?

Теперь пришла очередь смеяться Татьяне:

— У меня не то что семидесяти миллиардов — семи миллионов даже нет. И одного тоже.

Суходольский пододвинул ей папки, сказал:

— Ничего-ничего, Татьяна Николаевна, поработаете, осмотритесь. Не боги горшки обжигают. Тем более деньги делают. Научитесь. Важно, как говорят деловые люди, и трудно — первый миллион сделать, а дальше полегче будет. Опыт и все такое прочее. Кредит возьмите, деньги в оборот пустите. Выгодные акции можно купить. А главное — людям помогайте. Русского человека, предпринимателя, всегда отличала душевная щедрость, желание отблагодарить за помощь и поддержку. Впрочем, и иностранцы особой скаредностью не отличаются. Россия наша для многих из них — Клондайк, золотая жила. И денег у них свободных — ого-го! Не чета нашим. Почему бы не помочь и иностранцам? Польза от их инвестиций очевидная. А без денег хозяйство России, в том числе и в нашей области, не поднять.

Татьяна, несколько смущенная откровенностью разговора, поднялась, отправилась в свой кабинет. Шла по красной ковровой дорожке длинным и узким коридором, думала. Вернее, переваривала услышанное. Сказали ей однозначно просто: помогай другим — и сама не будешь внакладе, и тебе помогут. Ты теперь чиновник областного масштаба, занимаешь весьма престижную, хлебную должность, вот и ориентируйся, для чего тебя на эту должность поставили.

— Что ж, за т е м я сюда и пришла, — неожиданно разозлившись, возражая внутреннему голосу, пробормотала Татьяна. — Чем я хуже других? Все нажитое при советской власти растаскивается, приватизируется, переходит в частные руки. А мое где?.. Хватит. Хоть пожить на старости лет, для В а н е ч к и, или кто у нас со Славой будет, заработать. Им-то, нашим детям, потом ничего уже не достанется, все уже будет распределено, продано. Пусть хоть дети поживут людьми…

Успокоив себя таким образом, Татьяна умиротворенно вздохнула, прибавила шагу — еще издали заметила, что кто-то стоит у дверей ее кабинета.

— Здравствуйте!.. Вы Морозова? Очень приятно, Татьяна Николаевна. Я пришел без звонка… мне сказали, что наше дело уже передали вам.

Мужчина был невысок ростом, с сухим некрасивым лицом — впалые щеки, высокий, костлявый, в грубых морщинах лоб; во рту поблескивали белые металлические коронки.

— Какое дело? Вы, собственно, кто? — сухо, совсем уже по-начальственному спросила Татьяна, открывая дверь.

— Я директор кинотеатра «Рубин», что на Левом берегу, Корзинкин. Анатолий Михайлович, с вашего позволения.

Едва Татьяна села за стол, как перед нею тут же оказалась коробка дорогих конфет.

— Угощаю, Татьяна Николаевна. Был в Москве, случайно попалась на глаза… Сердце чувствовало, что будет возможность презентовать конфеты такой красивой женщине, как вы.

Она улыбнулась.

— Красивой женщине трудно, конечно, устоять перед красивой коробкой. Конфеты — моя слабость, вы прямо-таки угадали. Так что у вас за проблемы, Анатолий Михайлович?

Корзинкин мягким, почти женским движением тонкой худой руки убрал с лица прядь длинных русых волос, и Татьяне вдруг почудилось, что ему захотелось в этот момент взглянуть на себя в зеркало. Такой тип «женственных мужчин» она знала, встречались в жизни: с тонким бабьим голосом, с женскими повадками, с длинными, до плеч волосами. Оставалось им губы накрасить да лифчики нацепить…

Невольно она подумала о Тягунове — Слава, конечно же, был полной противоположностью этому Корзинкину: мужествен, решителен, суров. От него и пахло-то по-мужски: табаком, крепкой здоровой плотью, силой. Силу эту Татьяна в который уже раз ощутила и сегодня утром, едва только проснулась, открыла глаза. Тягунов еще спал — раскинувшись в постели по-богатырски, ровно и глубоко посапывая. В спальне особняка на втором этаже было тепло, даже жарко, и Тягунов спал под простыней голый. Она, как девчонка, только что вышедшая замуж и не насытившаяся еще мужчиной, самим видом его тела, потихоньку стянула с него простыню, любовалась мужем. Формально, правда, Тягунов законным ее супругом еще не был, но ровно неделю назад, сразу же, как поселились вместе, они подали заявления в загс, и через семь недель, то есть в конце июня, станут мужем и женой.