— Жила тут?
— Да, жила. — Изольде трудно было подавить вздох.
— Вот видишь, что ваши русские наделали! Ельцин наделал! — сразу же закричал бородач. — Ты скажи, за что нас убивали? Почему наши дома разбили? Где теперь жить будешь? И ты сама, и мы. Где?
Чеченец кричал еще какие-то справедливые, но мало что значащие сейчас слова, брызгал в лицо Изольде слюной, и она отодвинулась от него, а потом и вовсе отошла в сторону. Тогда бородач стал кричать на Татьяну и тоже приступал к ней с вопросами, и она пыталась ему что-то объяснить, сказала, что не один Ельцин виноват, и с Дудаева надо спросить, но чеченец ее не слышал.
Переглянувшись, Татьяна с Изольдой пошли прочь, а вслед им долго еще неслась злая брань.
Во второй половине дня на попутной машине они приехали в Хасав-Юрт. От Грозного до Хасав-Юрта недалеко, километров восемьдесят, и дорога хорошая, на Махачкалу и далее на Баку, так что доехали Татьяна и Изольда без проблем. Подвез их пожилой усатый лезгин на старенькой своей, потрепанной «волге» двадцать первой модели и даже денег не взял, когда узнал, куда и зачем едут его пассажирки.
— Я тебе должен платить, что ты! — веско и по-кавказски гортанно сказал он. — Ты такой добрый дело делаешь. Девочка сирота, калека, что ты!.. Слушай, приезжай потом ко мне, в Махачкалу, поняла? Погости у меня, пусть девочка погостит, винограда поест. Мы все советские люди, мы жили как братья. Это политики хотят, чтобы мы с тобой поссорились, поняла? Я воевал в Великую Отечественную, под Воронежем ранен был, под Семилуками, на берегу Дона. Сапером был, поняла? Вот, смотри, плеча почти нету, вырвало осколком. И еще рана есть, в грудь ударило. Меня русские врачи лечили, я опять работать могу, руки-ноги работают, поняла? Русские меня выходили потом в госпитале. Я все помню, я ничего не забыл. Такая же красивая женщина, как ты, Татьяна! Приезжай, я помогу тебе!
— Спасибо, спасибо, — благодарила Татьяна, тронутая вниманием этого пожилого человека и желанием его помочь им с Изольдой. Лезгин, когда они знакомились, назвал свое имя, но Татьяна, к стыду своему, его сейчас же забыла, переспрашивать было неудобно, и сейчас она мучилась — как быть? Хоть бы Изольда назвала его, а она бы подхватила потом разговор, но Изольда сидела, отвернувшись к окну, думала о чем-то своем. — Если мы девочку найдем, — продолжала Татьяна, — то сразу же домой к себе поедем, в Придонск. Лечить ее будем, в школу готовить. Она же, наверно, не училась в эту зиму.
— Какой учеба, что ты говоришь! — Хозяин машины вскинул над белым рулем руки, но «волга» его, как старая дисциплинированная лошадь, исправно катила по асфальту. — Война, кровь, ногу девочке перебило. Я был ранен, Татьяна, я знаю, что это такое — изуродовать ступню. Долго лечиться надо, питаться хорошо, виноград кушать. А у меня, знаешь, какой виноград?! Не-е-ет, ты не знаешь! Его не расскажешь, его кушать надо!.. А ты молодец, Татьяна. Бери девочку, сын твой погиб, он солдат, он подвиг совершил. Я буду твоего сына помнить, своим детям, друзьям о нем расскажу. Ваня его звали? У меня хорошая память, я не забуду. И дети не забудут. Им жить дальше на этой земле. И жить надо с вами, с Россией. Без нее всему Кавказу плохо будет. Я пожил на свете, знаю, что говорю.
Разговорчивый и эмоциональный хозяин «волги» подвез их в Хасав-Юрте к самому госпиталю и, тепло попрощавшись, наказал приезжать к нему в Махачкалу — свой адрес он дважды повторил, и Изольда сказала, что запомнила — и покатил дальше.
…Они скоро нашли медсестру, которую звали Марией. Это оказалась женщина средних лет, с приветливыми карими глазами, с ласковой улыбкой на полном лице.
— Слышала о вас, знаю, — сказала она Татьяне. — Хеда рассказывала. Есть, говорит, у меня русская мама, Морозова. Меня ее сын от смерти спас, значит, и мне она теперь мама.
— Ну, а где она? Нога… Она же ранена тяжело была! — не удержалась от вопроса Изольда.
— Ногу ей наши хирурги лечили. Спасли, можно сказать. Ведь ступню ей почти оторвало. В общем, ходила уже девочка. Хромала сильно, но ходила. А долечивать ее перевели в другую больницу, не знаю уж, кто и распорядился. Была здесь, у нас, одна врачиха из Буденновска, сказала, что у них там какой-то специальный аппарат есть… забыла, как он называется. Ортопедический, его знаменитый хирург из Кургана изобрел…
— Илизаров, — подсказала Татьяна.
— Да, он самый. И аппарат так же называется — Илизарова. Ну вот, там специальное отделение есть, да и поспокойнее в Буденновске. А тут Чечня рядом, Хасав-Юрт наш — что проходной двор.
Читать дальше