Но зачем это нужно? Что это даст? Кому это на пользу?
— Внимание! — негромко сказал Махмуд.
Летчик у самолета взялся за лесенку и стал подниматься в кабину.
Вот теперь пора было действовать. Стрела сорвалась с тетивы.
— Вперед! — скомандовал Имранов и первым ринулся через дыру в сетке-заборе.
Саламбек, наблюдая, как одна за другой исчезают и темноте фигуры боевиков, машинально шевелил губами: «…три, четыре… шесть». Все, решай, Саламбек, у тебя — мгновение, не больше! Там, за сеткой, — возможно, смерть, здесь, в сосняке, еще можно спастись.
И он повернул назад, в спасительную темноту, в песчаный, обжитой им овраг, по дну которого так хорошо, спокойно можно идти, но не прополз и нескольких метров, как на него молчком навалились какие-то люди, зажали рот и завели руки за спину…
А над аэродромом завыли сирены, взлетели в воздух яркие осветительные ракеты, раздались автоматные очереди…
Все было кончено в считанные минуты. Шум боя утих так же внезапно, как и начался. Пропал куда-то и рев двигателей самолетов — наверное, в этот момент руководитель полетов дал соответствующую команду. На землю обрушилась тишина.
Над полем аэродрома по-прежнему висели осветительные ракеты, было светло, и Саламбек вдруг с ужасом увидел вокруг себя множество людей в камуфляже, в касках, с автоматами в руках. Сколько же их было? И где они прятались? Почему он ни одного из них не увидел, хотя чувствовал же! Чувствовал!
— Пошел! — Кто-то грубо толкнул его в спину автоматом, и Саламбек побрел вперед, вдоль заборной сетки, морщась от боли в запястьях — слишком уж туго затянули на его руках наручники.
Его вели по аэродрому, и он с тоской взирал на простор земли и ночного неба, на эту естественную свободу занятых делом людей, которые от своих самолетов сейчас с любопытством и удовлетворением смотрели ему вслед, наверно, радовались, видя его в наручниках и под конвоем, а он проклинал тот день, когда поверил призывам генерала Дудаева…
— Вот последний, Виктор Иванович! — доложил одному из гражданских, стоящих у КП, парень в камуфляже и снова толкнул его в спину.
— Да, это последний. На сегодняшний день, — вздохнул Русанов и повнимательнее глянул в лицо арестованного.
Четыре трупа — боевики и Залимхан — лежали на земле друг возле друга.
Вахиду здесь же, на улице, недалеко от убитых, делали перевязку — пуля пробила ему плечо.
Махмуд, тоже в наручниках, стоял, гордо закинув голову, смотрел в ночное небо, которое снова уже резали огненные кинжалы выхлопов уходящих ввысь самолетов.
— Тебя не ранило? — зачем-то спросил Саламбек, становясь, как ему и было приказано, рядом с Имрановым.
Махмуд не ответил. Он плакал.
На следующее утро Костырин распорядился привезти в управление Вобликову. Ей ничего не стали объяснять. Майор Латынин сказал лишь, что ей хотят дать послушать в записи на магнитофоне один интересный материал. По техническим условиям это можно сделать только на месте, то есть в управлении безопасности.
Люся изменилась в лице. Молча собрала сумку, закрыла кабинет, ключ отдала секретарше редактора. Сказала ей бодренько:
— Я поехала, Галя. Возможно, надолго.
— Но… — Секретарша с тревогой глянула на стоящего рядом Латынина. — Я же командировку еще не выписала, Люсь! После обеда, ладно?
— Ладно, — великодушно разрешила Вобликова. — Выписывай. А я пока вот с товарищем из госбезопасности съезжу.
Галя-секретарша открыла крашеный рот, хотела что-то еще сказать, но сочла за лучшее промолчать. Что-то в поведении Вобликовой ее и насторожило, и даже испугало. Таким голосом, как говорила Люся, только прощаются.
…Магнитофон стоял в кабинете Костырина. На этот раз полностью очищенный от помех голос Вобликовой сказал отчетливо:
— Алло! Это госбезопасность?
………………………..
………………………..
………………………..
— Ну, и зачем вам это нужно было, Людмила Владимировна? — спросил Костырин, когда запись кончилась. — Пришли бы ко мне, честно во всем признались… И мы бы на аэродроме более спокойно сработали. Может быть, обошлось бы и без стрельбы.
Люся сидела ни жива, ни мертва.
— Евгений Семенович!.. — Голос ее дрожал. — Извините! Так получилось. Я и сама не заметила, как… Я думала, что… Ну, я просто струсила. Они же могли убить меня. У них это просто. Но ведь я помогла госбезопасности, так?
— Да, вы помогли, несомненно, — подтвердил Костырин. — Вы предотвратили большую беду. У этих людей были страшные намерения. Но залезли вы, Людмила Владимировна, не в свои дела. И не нашли мужества прийти к нам и добровольно во всем сознаться.
Читать дальше