Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Саламбек первым достиг сетчатого забора. Некоторое время он лежал, стараясь унять бьющееся сердце. Тревога в его душе нарастала, уверенность в успехе задуманного таяла. Он не мог бы сейчас точно объяснить даже самому себе, почему так думает. Он не боялся, страх тут был ни при чем. Просто интуиция подсказывала ему, что надо бы сейчас, сию минуту, поворачивать от этой порванной местами аэродромной сеточки и так же тихо, бесшумно, серой ящеркой исчезать — раствориться в хорошо знакомом теперь сосняке, потом в овраге, в поле… Странное дело, но в самый ответственный момент, когда, казалось, победа близка, когда осталось лишь перебить тех людей, что окажутся у самолета и Махмуду забраться в кабину, Саламбек вдруг понял, разумом, кожей ощутил всю бесперспективность и ненужность этой ночной затеи, вообще этой войны с русскими. Зачем она? Что она дает? Если Махмуд и совершит свое дело, то русские ведь тоже не будут сидеть сложа руки. Прольется новая кровь, возможно, начнутся новые репрессии против чеченского народа — это уже было в истории России!

Конечно, Джохар и его ближайшее окружение, «непримиримые», будут довольны этой операцией, станут ставить в пример смерть Махмуда и, возможно, всей группы другим боевикам, но он, Саламбек Мусаев, сын простого крестьянина из горного села Дарго, — что он и его семья получат в результате этого? Разве у него нет своей головы на плечах? Разве обязательно было воевать с русскими, лить кровь? Ведь они, чеченцы, много лет жили с русскими в мире и согласии. Зачем же теперь смотреть друг на друга через прицел автомата?.. У Дудаева, конечно, свои интересы: большие, очень большие деньги, власть, мечты о независимости Ичкерии. Но он добивается этой независимости руками и кровью таких, как он, Саламбек, Махмуд Имранов, Вахид… Но разве нельзя было договориться с русскими, создать такое государство, где бы всем жилось хорошо? Почему нужно обязательно убивать, мстить друг другу, сеять среди своих народов смерть?

«Поздно думаешь об этом, Саламбек, — сказал себе Мусаев. — Назад пути нет. Любой из группы имеет право пристрелить тебя, если поймет, что ты струсил. Они поймут мои колебания именно так. Но и там, у самолета, вполне возможно, нас всех ждет смерть. Нет выбора, нет пути назад…»

К «сухому», стоящему у капонира номер один, за которым наблюдал Саламбек, подошли еще люди, всего их стало шестеро, и это тоже был плохой признак. Вообще с того часа, когда он стал наблюдать за ночной жизнью аэродрома, Саламбек заметил, что нынче на аэродроме гораздо больше людей. Чем это объяснить? Кто-то предупредил летчиков о нападении? Кто? Люся-журналистка? Но ведь она ничего не знает, ей же ничего определенного не говорили. Попросили написать о ночных полетах, и только. Но она со страху могла побежать в милицию…

Не думай об этом, Саламбек. Ты просто нервничаешь. Ты разрешил своей голове думать сейчас не о том, о чем надо думать. Аэродром и сегодня живет своей обычной ночной жизнью, которую ты видел уже не раз. Тебе показалось, что стало больше людей? Ну что ж, пусть будет так. Приехали какие-нибудь проверяющие, им не повезло — автоматные пули не станут разбираться, кто есть кто…

Слева за спиной Саламбека раздался шорох, и рядом с ним возник Махмуд. Потом, минуту спустя, появился Вахид.

Легли рядом, наблюдали. Махмуд смотрел в бинокль, тихонько ругался: много было у самолета людей, слишком много! И офицеры, и гражданские. С завода, что ли?

«Проверяющие», однако, скоро ушли, и у машины снова остались трое. Один из них с надетым парашютом стоял у лесенки.

Пора?

Нет, летчик еще постоит у самолета — шли последние приготовления к полету, Махмуд знал, что происходит возле машины.

И все же пошли последние минуты.

Появились рядом и остальные боевики с автоматами наизготовку — молчаливые, решительные, готовые к броску. Никакая сила их уже не удержит. У Залимхана, он был рядом с Саламбеком, как-то неестественно блестели глаза. Переживает парень, конечно. Это далеко не рядовая операция — как еще завершится? Сейчас им всем семерым придется ринуться вперед, к самолету-бомбардировщику, на освещенное поле аэродрома, из темноты — под яркий свет прожекторов, возможно, под пули. Никто не знал, что ждет их по ту сторону забора… Разве не может спрятаться за капониром, да и в самом капонире целый взвод стрелков? Еще как может…

Прекрати, Саламбек. Думай о чем-нибудь другом. Остались минуты, ты же это понимаешь!

Ночь, внезапность нападения, рев двигателей, пять автоматов — это все надежные союзники. Все получится, Саламбек!