Валерий Барбашов - Крестная мать - 2

Вошла медсестра, заметила слезы на его лице, бережно промокнула их салфеткой. Села у койки на белый табурет, сказала дрогнувшим голосом:

— Больно, да, Вячеслав Егорович? Мы вас растревожили… Ну потерпите, дорогой. Вы же мужчина. Ноги заживут.

— Да не ноги у меня болят, Люба! — воскликнул Тягунов. — Душа у меня разрывается. Если б вы знали, как ей больно!

— Да я знаю, понимаю, — не совсем уверенно сказала молодая женщина. — Мужчина в расцвете лет, и такое случилось… Но что поделаешь — война, будь она проклята! Не один вы, Вячеслав Егорович. Десятки парней лежат в военном госпитале, у меня там подруга работает, я знаю… А вы не переживайте так, не надо. И мы, и жена ваша поставим вас на ноги. Врачи как стараются, вы же видите.

— Вижу, Люба. Спасибо вам всем. И простите мои сопли. Расквасился, как пацан…

— Да и мужчины плачут, что ж теперь! — Медсестра вскинула на него прекрасные серые глаза, в которых светилось искреннее сочувствие. — Мы понимаем. И поплачьте, а что? Мы вот, женщины, слезами только и спасаемся. Насмотришься на таких, как вы, и душа тоже на кусочки разрывается — так вам всем помочь хочется! Так бы на себя вашу боль и взяла. Я мужу про вас рассказывала. Он в свое время в Таджикистане служил, на границе, тоже раненый был. Помните, может, там одну заставу уничтожили? Двадцать с лишним ребят убили?.. Ну вот, а муж мой недалеко от той заставы служил. Его тоже в обе ноги ранило, но не сильно, он быстро выздоровел.

— Да… Да… — отвечал Тягунов, снова погрузившись в свои мысли.

Он сделал вид, что устал, хочет подремать, и медсестра тихо встала, ушла, осторожно прикрыв дверь. Вячеслав Егорович был благодарен этой молодой, не очерствевшей душой женщине, так тонко понявшей его состояние, разделившей с ним печаль. Хорошая эта Люба! Надо будет попросить Татьяну, чтобы она поблагодарила медсестру, купила ей что-нибудь или дала денег — они же тут мало получают…

Радио в последних известиях передало репортаж из Чечни: дудаевцы в большинстве своем ушли в горы, затаились на заранее подготовленных и оборудованных базах, а сам Джохар где-то прячется. Штаб его руководит вооруженным сопротивлением федеральным российским войскам, перестрелки не прекращаются, снова гибнут русские солдаты, снова льется кровь…

Потом диктор стал рассказывать о новом партийном блоке, созданном в Москве, называется он «Наш дом — Россия». Его возглавил премьер Черномырдин, бывший руководящий работник ЦК КПСС, а сейчас убежденный сторонник реформ. Блок этот, НДР, будет добиваться власти в Думе, продолжал диктор, бороться за стабилизацию экономического положения в стране, снижение инфляции, усиливать борьбу с преступностью… И еще блок обещал, как и все, жаждущие власти, вернуть населению сбережения, отнятые 2 января 1992 года правительством-рэкетиром.

Правда, про «правительство-рэкетира» Тягунов сам добавил, диктор этого не говорил, его бы тут же выгнали с работы, но кто этого в России не знает? У Тягунова тоже были сбережения — девять тысяч семьсот рублей, он вполне мог бы в до время купить на эти деньги «жигули». Купил… дырку от бублика! Зато Гайдар еще больше покруглел. Вчера, кажется, передавали, что он собирается со своим дружком, этим рыжим Чубайсом, лететь на отдых аж на Камчатку, подальше от шума и толкотни Москвы… А Чубайс тоже обещал на ваучер по две «волги»…

Слова, слова… Все, кто хочет оказаться у руля власти, говорят именно это — обещают лучшую жизнь, беззастенчиво врут. Как же манит людей власть над себе подобными! Как некоторым хочется быть на виду у всех, помыкать людьми, сидеть у них на шее. Бог ты мой! Тягунов всю жизнь, с раннего юношества впрягшийся в трудовой хомут, пахал сначала на заводе и учился заочно в юридическом, потом пошел работать в милицию, честным и тяжким трудом обеспечивал себе и бывшей семье «прожиточный минимум». Лишенный зависти и алчности, он не понимал и осуждал этих людей — политиков, а теперь стал их даже ненавидеть. Правда, в последние эти два месяца он как бы прикоснулся вместе с Татьяной к иной, состоятельной жизни. Им помогли взять в рассрочку особняк, большой и дорогой дом, назначили его на хорошую должность…

Кажется, все это сейчас уже позади, он переболел за дни, которые пролежал на койке, и звездной болезнью, и стремлением пожить получше других.

Кто будет держать в милиции инвалида? Кому он там нужен? Здоровых-то и тех выпроваживают…

И особняк этот — он же ч у ж о й! Тягунов никак не мог привыкнуть к нему. После однокомнатной тесноватой квартирки размеры дома просто давили на него, он не мог найти себе в нем места, не почувствовал себя х о з я и н о м. Скорее, квартирантом: пришел, пожил, пора уходить. Ни сердца, ни души его не тронули все эти вычурные окна-башенки, спальни, красивая лестница на второй этаж, заманчивый вид на городской питомник и даже чистейший воздух. Неуютно ему было в этом особняке и холодно. Он, правда, ничего не стал говорить Татьяне, не стал ее расстраивать, она-то как раз радовалась этому дому больше всего на свете. Но квартирку свою Тягунов не стал продавать, даже не думал об этом. Да и Татьяна тоже не спешила избавляться от своей двухкомнатной, поселила там Изольду.