Говард Хайнс - Последний бойскаут

— Ну вот еще! — негодующе фыркнул Джимми. — Бояться всяких засранцев! У меня к ним свой счет, понял? Я им за Кори глотки перерву!

— Если тебе самому до тех пор башку не прострелят, — уточнил Джо.

— Ладно, у тебя башка тоже не бронированная. Тебе-то зачем нарываться?

— Да так, из принципа.

— Что это за принципы такие, из-за которых ты под пули готов лезть?

— Нормальные мужские принципы.

— Да они не мужские, а какие-то мальчишеские, что ли, — сказал Джимми.

— Может, и так. Я ведь был бойскаутом когда-то — наверное, это и сказывается.

— Ерунда какая — бойскаутом. Это уж просто игра такая, не больше.

— Считай, что я продолжаю играть до сих пор, — сказал Джо.

— И много вас таких осталось, как ты думаешь?

— Не знаю… — неохотно ответил Джо. — Думаю, что немного. Может быть, я вообще последний бойскаут… Ладно, пошли, хватит трепаться…

Они вошли в дом. Из гостиной доносились грохот и выстрелы.

— Господи, везде одно и то же, — вздохнул Джимми. — Просто ненормальная какая-то страна.

— Страна как страна, — сказал Джо. — Другой у нас с тобой нет.

— И то верно, — кивнул Джимми.

— Проходи в гостиную — полюбуешься на мое сокровище, — предложил Джо.

— В гостиной сидела в кресле худенькая большеглазая девочка с каштановыми волосами, небрежно перехваченными голубой ленточкой. Она пускала пузыри бабл-гама и увлеченно таращилась на экран телевизора: там здоровяк Брюс Уиллис вел перестрелку сразу с десятком бандюг. Увидев входивших отца и его гостя, девочка никак не отреагировала.

— Ты почему не спишь, Дерен? — строго спросил Джо, нахмурив брови.

Дочка покосилась на него и ничего не ответила. Потом взяла лежащую у нее на коленях игрушку — перчаточную куклу в виде медведя, надела на руку. Медведь пошевелил лапками, учтиво поклонился. Затем разинул маленькую алую пасть и произнес дочкиным голосом:

— Дерен смотрит телевизор.

— Да, я это вижу, — сказал Джо, слегка раздражаясь. — Ты не могла бы смотреть что-нибудь менее дурацкое?

Медведь на ее руке укоризненно покачал головой и заявил:

— Между прочим, она очень на тебя злится.

Джимми весело хихикнул, но Джо продолжал оставаться серьезным. Он щелкнул медведя по носу и сказал, обращаясь к нему:

— Вот что, косолапый: пусть она разговаривает с папой по-человечески.

Медведь прикрыл морду лапками, словно бы смутившись. Дерен сняла игрушку с руки и спросила у отца, внимательно его разглядывая:

— Что с твоим лицом? Ты что — с кем-нибудь дрался, да?

— Надо же — она разговаривает! — восхитился Джо, иронически усмехнувшись. — С моим лицом ничего, у меня всегда такое лицо.

Дерен перевела взгляд на Джимми и спросила у него, кивнув на отца:

— Что у него с лицом?

Джимми пристально посмотрел на физиономию Джо, украшенную несколькими свежими ссадинами, и пустился в объяснения:

— Ну что — ничего в общем особенного. Ну, нос слишком длинный, глаза чересчур злобные, да и побриться бы ему не помешало…

— Эй-эй, как смешно — просто описаюсь сейчас со смеху! — недовольно сказал Джо и добавил: — Это моя дочь Дерен. Прошу любить и жаловать.

— Меня зовут Джимми, — отвесил тот галантный поклон и шаркнул ножкой сорок пятого размера.

Дерен с любопытством рассматривала Джимми. «Господи, какая славная девочка, — подумал он. Какое счастье — такую доченьку иметь…»

Девочка вдруг захихикала:

— А что это у тебя там за номер на голове? Это как номер машины — на случай, если голову украдут?

— Нет, это мой номер в школе, — отшутился Джимми.

— А у тебя что — скоро выпускные экзамены?

В ее голосе чувствовалась некоторая агрессивность, и Джимми счел за лучшее не вступать в перепалку:

— Я смотрю, ты не хочешь, чтобы к тебе лезли? — сказал он примирительно. — Ладно, я ухожу на скамейку запасных.

— Дерен, а где мать? — спросил Джо.

— А какое тебе дело? — окрысилась та в ответ.

— Эй, Джо, она такая же очаровательная и учтивая, как и ты, — прокомментировал Джимми. — Гены сказываются со страшной силой.

Но Джо пропустил его реплику мимо ушей. Он с трудом давил нарастающее в душе раздражение. Что за дела — неужели нельзя разговаривать с отцом повежливее? Почему из прелестных крохотных созданий вырастают такие грубые чертенята? Когда-то он качал ее на коленях, рассказывал сказки про Винни-Пуха и Тяни-Толкая, строил огромные дворцы из кубиков… Дети всегда были загадкой для Джо: столь проницательный в отношении людей взрослых, он терялся рядом с детьми. Отчего так происходило? Наверное, оттого, что со стороны детей не ждешь подвоха или каверзы, полагая, будто только взрослые на такое способны. И вдруг нежное создание выдает отъявленную гадость и ведет себя — хуже некуда, будто назло. Пока Дерен была малышкой, было проще: она редко капризничала или плакала. Но едва чуть подросла — и какой-то бес в нее вселился. И Джо прекрасно отдавал себе отчет в том, что тут во многом его вина: не смог построить настоящую семью, не смог быть достойным отцом. Ему так хотелось обнять дочь, зарыться лицом в ее чудесные каштановые волосы, сказать что-то ласковое, нежное… Но он не умел этого сделать: то ли душа огрубела, то ли просто не дано… Неужели Дерен никогда не посмотрит на него так радостно, как смотрела, будучи совсем малюткой, неужели никогда не рассмеется радостно, заслышав его шаги: «Папочка пришел!»… Неужели ему уже никогда не испытать счастья отцовства?