Стивен Хантер - Крутые парни

Рута Бет не задала им ни одного вопроса. Стоило ей только взглянуть на живописную троицу, как ей все стало ясно. Она поняла, что это сам Бог послал ей награду за долгие годы тоскливого одиночества. Она нисколько не испугалась. Она улыбнулась Ричарду, кивнула Лэймару, но к первому подошла к Оделлу.

— Ах ты, бедняжка, — сказала она, — ты совсем изголодался. Пошли, я тебя накормлю. У меня, правда, не так много еды, но я с тобой поделюсь.

— Оделл любит овсяные хлопья, мэм, — сообщил Лэймар, — это его любимое блюдо.

— А какие он любит?

— Ну, больше всего медовые с орехами. Еще он любит облитые сахарным сиропом. Он не любит «полезных», ну, которые полезны для здоровья, знаете, эти без сахара, с орехами и все такое прочее.

— У меня есть кукурузные хлопья.

— Ну, от них он не откажется, но он не очень их любит.

— Вообще-то, я тоже люблю хлопья. У меня есть разные сорта.

— "Капитан Кранч"?

— Нет, мистер Пай, у меня нет «Капитана Кранча», но зато есть «Особые».

— Это такие, похожие на пшеничные палочки? Оделл не любит их. Он раньше любил их. Они вкусные и сладкие. Но с тех пор, как на коробке прилепили фотографию Майкла Джордана, он перестал их есть. Видите ли, там, откуда мы пришли, не принято любить ниггеров. Я знаю, что в наше время положено любить ниггеров, но попробуйте скажите об этом ниггерам в Мак-Алестере. Они посмеются над вами и перережут вам горло. Я вот убил одного здоровенного ниггера, с тех пор началось это катание яиц по Америке.

— У меня есть еще хрустящие пшеничные палочки.

— Хрустящие пшеничные палочки! Ты слышишь, Оделл? Хрустящие пшеничные палочки! У этой девчонки есть хрустящие пшеничные палочки.

— Усятие паатьки! Усятие паатьки! — говорил Оделл нараспев. Его смутные черты преобразились, охваченные всепоглощающей счастливой страстью.

— Пошли, Оделл, — сказала она и увела с собой огромного мужчину-ребенка. Лэймар повернулся к Ричарду.

— Твоя девчонка чертовски хороша, если хочешь знать. Если ты не сделаешь ее счастливой, я оторву тебе голову.

В этот момент Ричард понял, что пропал.

Лэймар задумал заново покрасить дом. Уж очень он был пятнисто-серый, обшарпанный и мрачный. Он хотел, чтобы дом был веселым — такой ослепительно белый Дом счастливых белых людей, живущих на богатой ферме с кучей ребятишек. Ему изредка виделась странная Разукрашенная фантазия: все они — Рута Бет, и Ричард, и Оделл, и он, Лэймар, счастливо жили на этой ферме в этом красивом доме. И хотя ему становилось тепло на душе при такой мысли, он понимал, что ничему подобному не суждено сбыться. Вездесущий Джонни Коп побеспокоится об этом. Если бы проклятый Джонни Коп много лет назад не застрелил его отца, то не было бы сейчас всего этого кавардака с бесчисленными хлопотами и головной болью. И вот теперь он снова попал в западню и запахло жареным.

Но дом, конечно, можно было бы и покрасить, одно другому не мешает. Это будет его следующей затеей. Он отдерет старую краску, на это уйдет неделя, потом хорошенько отшкурит стены с песочком — это еще неделя. Ну и еще две недели надо положить на то, чтобы покрыть стены новой краской. Часть работы сделает Оделл, хотя у Оделла такой крошечный умишко, что его все равно ничему путному не научишь. Этот здоровенный малый мог копать, рыхлить и пахать целыми днями семь дней в неделю, но там, где надо было хоть чуть-чуть подумать, Оделл ни к черту не годился. Он просто ничего не понимал.

— Оделл, на сегодня хватит, пошли домой, — сказал Лэймар.

Было шесть тридцать вечера третьего дня второй недели. Они покрыли новой крышей хлев и восстановили около мили забора между угодьями Руты Бет и семейства Макгиллавери. Дело в том, что коровы Макгиллавери захаживали на территорию Руты Бет, а потом за ними гонялись мальчишки Макгиллавери. Они могли что-нибудь увидеть, а это создавало лишние хлопоты.

Они с Оделлом шли к дому.

— Оделл, мыть руки, — велел Лэймар, — мыть-мыть, обед.

— Бед, — промолвил Оделл и весело зашагал и дому.

Лэймар знал, что Рута Бет во дворе, работает на своем гончарном круге. Он поражался, как это у нее получается. На круге лежит просто ком сырой глины, и вот... выходит необыкновенное чудо. Черт возьми! Он страшно любил наблюдать за ее работой.

А вот и она, склоненная над своим вертящимся кругом, руки погружены в бесформенную массу, но вот из нее, словно по волшебству, вырастает что-то похожее на подсвечник. Такой был у его мамы в комнате, а потом мама умерла. Но он хорошо помнил этот подсвечник.