Олег Приходько - Прыжок рыси

— Черт знает что! — воскликнул Гридин, заметив зависший над площадью Дружбы «уэссекс». — Не иначе опять бомбу обнаружили?

— Нет, нет, — не отрывая взгляда от лобового стекла, ответил полковник. — Блюдем инструкцию, простая формальность.

Выехали за город. На восьмом километре за указателем «РЫБИНО» предстоял поворот направо, шоссе забирало круто вверх — на эстакаду. Несколько секунд уже свернувший «ЗИЛ» шел параллельно «волге», его салон оказался в контрастном солнечном свете. Пассажир, сидевший на переднем сиденье, показался губернатору знакомым: темно-серый в полоску костюм… голубая рубашка… волосы каштановые с проседью…

«Кукла!.. Опять эта чертова кукла!..»

— Что происходит, Ставров? — строго спросил он у полковника.

— Вы о чем, Константин Григорьевич?

Гридин выдержал многозначительную паузу. Глаза их встретились в зеркале.

— Останови машину.

— Не останавливать! — Ставров резко повернулся к губернатору. — Константин Григорьевич, я отвечаю за вашу безопасность. Выполняю свои обязанности согласно разработанному плану движения колонны с учетом обстановки. Прошу сохранять спокойствие и не вмешиваться в действия охраны.

Гридин откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. «Что это я, в самом деле?»

— Не ранее как вчера мы с тобой в Костомаровский район вдвоем ездили, — заговорил, стараясь придать тону непринужденность, — а сегодня нас рота охраны сопровождает, вертолет в небо подняли да еще куклу вместо меня в «ЗИЛе» катаете. Зачем в «кошки-мышки» играть, Николай Борисович? Я же не слепой.

— Береженого Бог бережет, — уклончиво ответил Ставров и уставился в окно.

Гридин понял, что ничего от полковника не добьется, и замолчал, не желая выдавать внезапно охватившего его волнения.

Евгения разбудили звонки. Он долго не открывал глаз — не столько в ожидании, что совесть назойливого абонента проснется раньше его, сколько из страха перед грядущим днем, но звонки продолжались даже после того, как он приподнял трубку и раздраженно бросил ее на рычаги.

«Я же отключил телефон, — вспомнилось вдруг. — Значит, звонят в дверь… Кого еще принесла нелегкая на мою голову?»

Стрелки часов показывали половину восьмого, визиты в такое время ничего хорошего не предвещали. Бездна призывает бездну. Он встал, направился в прихожую.

— Живой? — навис над ним двухметровый Каменев. — В дом пустишь или как? Звоню, понимаешь, звоню…

Отстранив толком не проснувшегося Евгения, Каменев прошел на кухню, демонстративно провел пальцем по табуретке и сел.

— Н-да, — втянул носом воздух, насыщенный перегаром. — Разбогател?

«Воспитывать пришел», — неприязненно подумал Евгений. Остановившись в дверном проеме, он скрестил на груди руки и выжидательно уставился на незваного гостя.

— Здоров, что ли? — миролюбиво заговорил Каменев.

— Привет.

— Ты когда брился в последний раз?

— В последний раз меня в морге побреют. Дальше что?

— А то, что сейчас ты примешь душ, наденешь свой французский костюм от «шинели с диором» и поедешь со мной в «Альтернативу».

Перспектива «топтуна» при коммерческом агентстве Столетника не прельщала. Работать под чьим-то началом он отвык, а потому в ответ на предложение Каменева криво усмехнулся и с места не сдвинулся.

— Давай, давай, поторапливайся, — глянул Каменев на часы. — В девять ждет шеф. Мы с Нежиным его, считай, додавили. Возьми свою лицензию, сертификат, паспорт — все, что есть. И пожуй чего-нибудь, несет от тебя, брат, — спасу нет.

— Никуда я не поеду, — заверил Евгений.

— Вот как? Это почему же?

— По кочану. Отхолуйствовал в свое время, хватит.

— Ага… значит, мы с Нежиным, по-твоему, холуи? А ты у нас гордый и независимый. Даже водку глушишь в одиночку.

— Я спать хочу, — зевнул Евгений. — Если у тебя все…

— Нет, не все! — неожиданно повысил голос Каменев. — Не все! Я хочу, чтобы ты мне объяснил, в чем мы перед тобой провинились. За что ты нас со счетов сбросил? Ну, не оставили тебя в Париже, неудачника хренова, мы-то при чем?

— Заткнись.

— Не затыкай, сопляк! Я тебя багром из помойки тащить не собираюсь. Дело есть.

Насчет дела Каменев явно привирал, если оно и было, то подобрано для того, чтобы отвлечь друга от самоедства. Ничего, кроме унизительной жалости к себе, за таким участием Евгений не видел.

— Не орать, — приказал сквозь зубы. — Я в армии генералов над собой не признавал, ты меня не первый год знаешь.