Олег Приходько - Прыжок рыси

— И что потом?

— Через год заболела Сонина мама. Соня здесь одна, мама там одна. Они решили съехаться… Надо сказать, что Соня за тот год изменилась до неузнаваемости, стала нелюдимой и даже злой, раздражалась по любому поводу. Вначале очень горевала. Не столько из-за поруганной любви, сколько из-за потерянного театра. Сейчас, конечно, легко судить, но представляете, как она растерялась, оставшись в расцвете лет без любимой работы, без мужа, с больным ребенком на руках… В драматический театр после таких потрясений артист еще может вернуться, он от них становится только лучше — жизненного опыта прибавляется, что ли. А в балет… Разве что в миманс. Не в кордебалет даже, не говоря уж о солистках. Это связано с физиологией, но неважно… Соня сломалась. Замкнулась, стала сторониться всех. Уехала из-за больной матери, из-за того, что считала себя опозоренной, и Неллочку, которая, как я уже говорила, родилась слабенькой, хотела увезти на Каму, отпоить козьим молоком. А главное — скрыть от нее всю эту историю. Для чего, наверно, и вышла замуж через два года за человека, старше себя на десять лет — он пообещал удочерить ребенка…. И тоже оказался непорядочным.

— Пил?

— И пил, и вообще сумасшедшим был. В прямом смысле. Гнев сменялся у него на милость по десять раз на дню. Необузданный, хотя и не бездарный драматург Ветлугин. Из разряда непризнанных гениев. Ссорился все время с властями, диссидента из себя изображал. В ТЮЗе репетировали его пьесу о строителях КамАЗа, да так и не поставили: он стал скандалить, требовать переделок, вмешиваться в режиссуру… Уехал в Набережные Челны, основал свой народный театр. Там они с Соней и повстречались.

— Вы с ней поддерживали связь, после того как она уехала?

— Я у нее была дважды. Она не выражала восторга по поводу моих визитов. Во второй раз мы приезжали на КамАЗ с концертом, я хотела ее пригласить, но она наотрез отказалась… А когда я пришла к ней после концерта, Соня была пьяна в дым… Страшная картина: плачущий ребенок, старуха при смерти, сумасшедший Ветлугин, который сидит посреди комнаты и выстукивает на машинке сценарий какого-то массового праздника, подхлестывая себя возгласами: «Здорово!», «Гениально!»… И пьяная Соня на материном сундуке в углу. В жизни не забуду!.. Я перепеленала Неллочку, убаюкала ее и больше никогда уже не приезжала. Я поняла, что стала для Сони напоминанием о том счастливом, влюбленном, беззаботном прошлом, которое было связано с Гридиным и в которое для нее уже не было возврата. О дальнейшей ее судьбе я знаю понаслышке. Пила, попала под поезд. Ветлугин сдал девочку в детдом, а сам пустился в бега — умотал куда-то в Москву… Я хотела ее разыскать, но, думаю, правильно, что не сделала этого. Я ведь не знаю, во что ее посвятили Соня и приемный отец… Может быть, она жила какой-то легендой об отце-капитане, а я невольно могла ее разрушить. И потом, кто я ей? Просто добрая тетя? Тогда почему тетя не заберет ее из детдома?.. А забрать ее я не могла. Первый год за четверть века сижу дома, верите? Гастроли, гастроли, репетиции, спектакли, снова гастроли… Муж — со своим театром, я — со своим. Сына возила с собой, рос за кулисами. Потом, когда он стал постарше, ездил на гастроли с отцом… Страшная у нас жизнь! Это только со стороны кажется…

Игорь слушал ее вполуха. В изложении Булатовой, к которой присоединился ее золотозубый муж, эта жизнь представлялась куда более страшной, чем жизнь негритянских рабов, шахтеров, чикагских полисменов, летчиков-испытателей и рэкетиров, вместе взятых. Он кивал, украдкой поглядывая на каминные часы и считая минуты, ни одной из которых Евгений не велел терять попусту…

В двадцать два пятнадцать последним автобусом Игорь Васин выехал в Елабугу, откуда до Набережных Челнов было полчаса езды.

Алевтина Васильевна Козлова набирала у колонки воду, когда на проселке, что протянулся вдоль лимана, появились две машины. Срезав путь, они устремились к ее дому. Она почувствовала, что случилось что-то непредвиденное и, наверное, плохое. Хотя и не могла себе представить, что еще плохого может случиться в ее жизни после смерти сына.

Из машин выскочили какие-то люди в масках с разрезом для глаз, носить которые стало в последнее время одинаково модно у милиции и у бандитов. Ни тем, ни другим во дворе Козловых, казалось бы, нечего делать.

— Что вам нужно? — крикнула Алевтина Васильевна на бегу, позабыв о ведрах. — Кто вы?

Восемь вооруженных автоматами человек рассыпались по двору и стали бесцеремонно обшаривать сарай, деревянную пристройку и летнюю кухню; трое вошли в дом.