Джек Хиггинс: Ночной рейс

Мэннинг сбросил скорость и повел свое судно к пирсу, выложенному битым камнем, который добывали на восточной стороне гавани. На ограждении сидел высокий красивый негр в форме колониальной полиции и курил сигарету. Вскочив на ноги, он подхватил трос, брошенный Сетом.

Мэннинг выключил мотор, накинул свой старенький бушлат и вышел на палубу, где его ждал Моррисон. Когда они поднялись на мол по ржавой железной лестнице, молодой полицейский уже восседал на прежнем месте. Он улыбался, показывая крепкие белые зубы.

– Удачно сплавали, мистер Мэннинг?

Тот отрицательно качнул головой:

– Ни черта не поймали, Джо, – и обернулся к Моррисону: – Вы еще не знакомы с сержантом Ховардом? Он представляет в этой части света Британскую империю, вернее, то, что от нее осталось. Всех нас держит в ежовых рукавицах.

Моррисон кивнул:

– Мы с сержантом встретились вчера, когда я прилетел в ваши края. Может, выпьете с нами, сержант?

Несколько секунд она стояла, словно ожидая чего-то, и нежно перебирала пальцами струны гитары. Потом начала петь.

В ее не очень сильном голосе, от которого почему-то сжималось сердце и перехватывало горло, звучала печаль умирающего закатного солнца и мягкого прикосновения ночи. Наверное, не больше шести-семи человек понимали, о чем поет Мария, но это не имело никакого значения.

Мэннинг вспомнил их первую встречу тем жарким июльским днем. Кубинское рыболовное судно, битком набитое беженцами, беспомощно дрейфовало в проливе. К Марии его привлекла ее невероятная способность, несмотря ни на что, сохранять внутреннее спокойствие, даже гармонию.

Ее нельзя было назвать красавицей. Кожа золотисто-оливкового цвета, иссиня-черные волосы перевязаны алой лентой. Но в своем театральном костюме она затмевала всех сидящих в зале женщин.

Звуки песни угасли, на мгновение наступила тишина, которая сменилась грохотом аплодисментов. Мария, словно «тореро» на площади в Мехико, стояла, плотно сдвинув ноги и вытянув правую руку, в которой держала шляпу. Мэннинг заказал еще одну порцию рома, а она начала танцевать фламенко, подпевая и притопывая ногами, обутыми в испанские туфельки на высоких каблуках. Песня закончилась на волнующей, пронзительно резкой ноте.

Теперь Марии аплодировали долго. Она исчезла за занавесом, потом вернулась и снова застыла на месте, поставив ноги вместе. Медленно повернув голову, обвела взглядом публику. Встретившись с ней глазами, Мэннинг поднял стакан. Мария слегка кивнула. Она спела еще одну песню и, танцуя, удалилась за занавес. Звуки ее голоса замерли.

Музыканты снова грянули goombay, а Гарри отправился в казино. Было еще рано, и игра шла вяло. Около рулетки стояли двое. Но крупье тянул время, терпеливо дожидаясь притока посетителей.

Курт Винер, хозяин «Каравеллы», худой, седеющий немец лет пятидесяти, в белом смокинге, который он носил с изяществом аристократа, сидел за письменным столом в дальнем углу зала и пересчитывал вчерашнюю выручку. Над его плечом навис управляющий. Увидев Мэннинга, Курт махнул ему рукой.

– Как дела, Гарри?

Тот вытащил двести пятьдесят долларов, полученные от Моррисона, и небрежно бросил их на стол.

– Грех жаловаться. Сегодня привез из Нассау полный самолет туристов.

– Никак не пойму, почему твоя развалюха «Вальрус» все еще летает, – подколол парня Мэннинг. – Может, еще по одной?

– Нет. – Уолкер опустошил свой стакан. – Мне нужно на причал – заправиться. Везу несколько человек в Нассау к двенадцатичасовому рейсу на Майами. Жаль, что пропущу номер Марии. Передай ей это.

– Передам, – мрачно пообещал Гарри.

– Держу пари, передашь! – нагловато хохотнул Джимми и скрылся в толпе.

Мэннинг предложил Моррисону сигарету.

– Не по душе мне этот парень, – заметил американец. – Слишком заносчив.

– Молод еще, вот в чем дело. Вообразил, что влюблен.

– Только вообразил?

– Кто знает? Но в таком возрасте влюбляются в первую встречную милашку.

– А я, к счастью, наверное, никогда не выйду из этой фазы. – Моррисон допил свой джин. – Извините, пойду приму ванну. Не хотите поужинать потом вместе?

– Нет, спасибо, – отказался Мэннинг.

– Ладно, в другой раз. – Моррисон открыл бумажник и положил на стойку бара несколько банкнотов. – А это небольшая добавка к вашему банковскому счету.

Мэннинг пересчитал деньги и нахмурился:

– Мы же договорились о ста пятидесяти в день. Здесь на сто баксов больше.

– Я, по крайней мере, должен оплатить вам новое ружье, – улыбнулся Моррисон. – Когда встречаемся завтра? Я еще не потерял надежду поймать тунца.