Джек Хиггинс - За час до полуночи

Мы ехали со скоростью не быстрее двадцати миль в час. Если бы мы двигались быстрее, нас занесло бы на первом же повороте и мы нырнули бы в пропасть, а «альфа», к сожалению, не умела летать.

Но меня это не сильно беспокоило. Здесь на всем лежала печать предопределенности. Сицилийцы – древний народ, и их обычаи и предания жили во мне. Каким-то шестым чувством я знал, что игра продолжается и финал еще не наступил. События развивались неотвратимо, по своей собственной логике. Ни я, ни Бёрк уже не могли ничего изменить.

Вспомнил я и о том, что Марко, управляя однажды автомашиной, спонсором которой были мой дед и некоторые заинтересованные фирмы, пришел третьим в горных гонках Миля – Милья. Это обнадеживало.

Мои глаза закрылись, и я тут же уснул. Когда открыл их вновь, мы стояли на обочине шоссе возле Викари, и, как я понял потом, прошло два часа. Они уже заносили Джоанну Траскот в машину «Скорой помощи». Открыв дверцу, я попытался встать, но ноги не послушались меня, и я упал в объятия человека в белом халате с седой бородой. Припоминаю, что Марко стоял где-то позади, но отчетливо вижу только этого доктора в очках в золотой оправе. Удивительно, какое уважение обычно внушает доктор, даже доктор из мафии.

Дальше помню, что Джоанна лежала на носилках вдоль другого борта машины и врач склонился над ней. Затем лицо седобородого возникло надо мной, сверкая стеклами очков, и я увидел шприц.

Хотел было крикнуть «Нет!», пытался пошевелить рукой, но тело отказалось мне подчиниться. Затем меня вновь опутала темнота, уже ставшая привычной.

Вдалеке, за сводчатыми окнами, виднелась аллея. Тополя выстроились в шеренгу, как солдаты, черные на фоне темно-красного неба угасающего дня. Длинные белые шторы надувались легким ветром, колышась, как привидения, в полумраке комнаты. Рождение всегда мучительно, но мое возвращение к жизни скрасил один из самых прелестных вечеров, которые мне довелось пережить.

Сознание мое было ясным, я лежал спокоен и расслаблен, боли не чувствовал, но когда повернулся, что-то пронзило мое правое плечо. Сиделка, читавшая книгу при свете настольной лампы, подняла глаза. Белый крахмальный колпак обрамлял ее лицо, как ореол – голову Мадонны. Она склонилась надо мной, и ее рука показалась мне прохладной и легкой, как вечерний ветерок.

Она вышла, тихо прикрыв дверь. Тут же дверь отворилась, и в комнату вошел седобородый.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он на итальянском.

– Снова живым. Довольно приятное ощущение. Где я?

– На вилле Барбаччиа.

Он придвинул настольную лампу и стал измерять мне пульс сосредоточенно и серьезно. Потом достал непременный стетоскоп и несколько раз: приложил к моей груди.

Удовлетворенно кивнув самому себе, убрал стетоскоп в карман.

– Как ваше плечо, не болит?

– Слегка, когда двигаюсь.

Позади доктора опять открылась дверь. Я почувствовал его появление сразу, даже до того, как по комнате разнесся аромат его гаванской сигары. Он вошел в круг света, и его задумчивое лицо обволокли тени, вылепив Цезаря Борджиа, вновь ожившего и несокрушимого.

– Ты думаешь, что никогда не умрешь?

Как всегда, как бы читая мои мысли, он улыбнулся.

– Ну, как мой внук, переживет нас всех, да, Таска?

– Конечно. Он скоро поправится после ранения, хотя еще и предстоит повозиться с его плечом, чтобы восстановить свободу движений. – Доктор Таска взглянул на меня с нескрываемым недоверием: – Вам пока нельзя пользоваться правой рукой, молодой человек. Постарайтесь об этом не забывать.

Я не стал протестовать.

Он повернулся к моему деду:

– Больше всего меня беспокоит его общее состояние. Он находится на грани срыва. Небольшая нагрузка – и он может не выдержать.

– Ты слышал? – Дед, видно, с трудом удержался, чтобы не ткнуть в меня своей тростью. – Хочешь умереть молодым?

– А что, других предложений нет?

Я постарался, чтобы мои слова прозвучали весело и дерзко, но Таска не пошел мне навстречу.

– Я понял, что вы были в тюрьме?

– Да, почти, – кивнул я. – В египетском каторжном лагере.

– Вас заковывали в кандалы? – У него на лице появились признаки беспокойства. – Теперь понятно. – Он опять повернулся к моему деду: – Когда встанет на ноги, должен прийти ко мне для тщательного обследования, капо. У него могут быть очаги туберкулеза, и есть признаки осложнения от перенесенной лихорадки, что отразилось на почках. Ему потребуется не только лечение, но тщательный уход и отдых, несколько месяцев полного отдыха.