Александр Тамоников - Американец, но все-таки русский

Девушка его мечты стояла у разделочного стола и взасос целовалась с молоденькой посудомойкой. Рядом на табурете сидел старлей Морозов. Маринкины трусики были спущены до колен, точеные ножки слегка раздвинуты. Одной рукой Морозов придерживал дурацкую картонную коробку, другая находилась под юбкой Маринки.

Обыденность этой сцены, сигаретка, тлевшая в зубах старлея, и его безмятежный вид вразумили Рыбина быстрее самого красочного рассказа об интимных похождениях бравой официантки. Генка осторожно прикрыл дверь и поплелся на выход. На крыльце он с размаху запустил конфеты в урну и с тех пор смотрел на Маринку с нескрываемым презрением.

— Так, Миша, ты занимаешься закуской, а я бегу на стоянку за спиртом, — распределил обязанности Равиль, выходя из столовой.

— Мы же недавно покушали, — заявил Гусенко и икнул после сытного ужина.

— Ну и что?! Сперва я сбегаю, потом соорудим стол, дождемся, пока командир вернется. Мы же должны отметить успешный боевой вылет!

Летчик-штурман пожал плечами. С одной стороны, да, вроде должны. С другой, команды от Карбанова не поступало. К тому же пока неизвестно, чем закончится его вызов к подполковнику Баладу. Кроме того, он сегодня собирался заглянуть на огонек в модуль Власты.

По гороскопу Равиль Тараев был Тельцом. А пить с ними, как всем известно, та еще пытка. Каждый индивидуум, родившийся под этим созвездием, во время любого застолья делает вид, будто он трезв. Даже когда ползает по полу и, подобно слизню, оставляет за собой мокрый след. Напившись в зюзю, Телец думает, что праздник только начался, и продолжает бухать до последнего осмысленного звука.

Равиль был истинный Телец. Он брал от жизни все: деньги, веселье, развлечения, секс. Ну и алкоголь в придачу.

Спорить с ним Гусенко не стал.

«Пусть бежит на стоянку и достает из заначки спирт, — подумал он. — Все равно это добро нам пригодится. Не сегодня, так завтра».

После ужина Михаил вернулся в модуль, прошел на маленькую кухню и сделал ревизию продуктов. Из того, что оставалось в холодильнике, он решил соорудить салат и мясную нарезку-ассорти. Чем плоха такая закуска?

Вскоре возвратился и Тараев.

— Вот! Полная! — заявил он, с нескрываемой гордостью достал из-за пазухи и продемонстрировал армейскую фляжку. — Правда, технический, с запашком резины, но нас этим не испугаешь. Пивали и не такое!

— Что-то командир задерживается, — заявил летчик-штурман, глянув на часы.

— Не беда, придет, никуда не денется. Давай помогу.

Вдвоем они шустро управились с приготовлением закуски, разбавили спирт в нужной пропорции и поставили его в холодильник.

— Ну так что, долбанем по маленькой? — предложил бортовой техник, потер ладони и уселся за стол.

— Предлагаю дождаться Алексеича. Заодно можно и покурить.

— А у меня другой случай был, — отсмеявшись над историей, рассказанной Равилем, заявил Михаил. — Заканчивал я школу, готовился поступать в училище. Тут умер мой престарелый родственник, живший в соседнем доме. Похоронили его нормально, как полагается, помянули. После сорока дней вдова попросила помочь разобраться с вещами покойного — что-то выкинуть, другое людям раздать, третье взять себе.

Спирт остыл в холодильнике до приемлемой температуры, Гусенко с Тараевым успели выкурить по паре сигарет, а командир все не возвращался. Однако подчиненных это пока не тревожило. Николай Алексеевич отправился к командиру базы, от него наверняка завернул в столовую, а после мог наведаться в госпиталь к своей зазнобе Елене Васильевне.

— В ближайшие выходные мы с мамой отправились в соседний дом и принялись перебирать шмотки, — полулежа на кровати, продолжал Миша. — Вещи в основном старые, из восьмидесятых годов. Правда, попадались и новые, почти не ношенные. Ведь в ту далекую эпоху дефицита было принято покупать все с запасом и беречь на всякий случай. Но не в этом дело. Наткнулся я в шкафу на собственную кожаную куртку, которую подарил родственнику за пару лет до этого. Я как-то слишком уж быстро вырос из нее, а она была еще вполне ничего. Повертел я ее в руках, вспомнил, как рассекал в ней по улицам. Надел для прикола, помаячил перед зеркалом. Вдруг чувствую, во внутреннем кармане что-то лежит. Залез, а там мой паспорт. Представляешь, а я думал, что потерял его, едва получив. Господи, сколько тогда пришлось помучиться! Писал заявление об утере в паспортном столе, платил штраф, собирал справки, маялся в очередях. А он, сволочь поганая, все это время преспокойно лежал в кармане куртки в соседнем доме. Новенький, пахнущий типографской краской, в классной обложке. В серединке аккуратно свернутая купюра в пятьдесят тысяч образца девяносто пятого года.