Александр Тамоников - Волынская мадонна

Оставшись один, он пил маленькими глотками остывший чай и таращился на карту, для пущего удобства прибитую к стене. Что-то не сходилось, не давало майору покоя. Ему не нравилось все то, что сейчас происходило, хоть тресни. А почему – непонятно.

Он заново анализировал события последних суток, подбивал их под общий знаменатель. Станислав никак не мог объяснить самому себе один элементарный факт: почему Леся призналась? Шелест не ставил под сомнение ее вину. Да, признание – царица доказательств, основа работы оперативника и следователя.

Майор чисто по-человечески не мог понять, почему эта женщина так быстро и резко сломалась. До этого она категорически от всего открещивалась, с жаром доказывала свою невиновность, по минутам расписывала, где была и что делала. И вдруг призналась.

Олесю впечатлили воспоминания Левко Кирыка? Но это единственный человек, который указал на нее. Если вдуматься, не такая уж и трагедия. Кто такой Левко и кто она? Ее слово против его. Кому поверят, бывшему бандеровцу или героической партизанке?

Но признание есть признание, с этим не поспоришь.

В восемь вечера майор спустился в подвал, где находились камеры предварительного заключения. Часовой вытянулся по швам. Он забрал у парня связку ключей, отправился в дальний конец коридора, приоткрыл окошко.

Леся неподвижно сидела на нарах, смотрела в одну точку. Она вздрогнула, когда скрипнуло железо, втянула голову в плечи.

Дальше Шелест не пошел. Он с минуту угрюмо смотрел на нее, потом со злостью захлопнул оконце и двинулся обратно. Станислав вставил ключ в замочную скважину, заскрипела дверь.

Иван Романюк стоял под крохотным окном и смотрел наверх так, словно взглядом собирался выломать решетку. Он вздохнул, повернулся. В отекшем лице не осталось ничего жизнерадостного.

– Выходи, Иван, – проворчал Шелест. – Ты свободен. Из города не выезжай, посиди в общежитии, пока все не уляжется.

Романюк сглотнул.

– Ты что, не понял?

– Нет, гражданин… товарищ майор.

– Вали отсюда, пока я не передумал, – заявил Шелест. – Тебя уже ни в чем не подозревают. Извиняться не буду. Сам понимаешь, какое время.

– Вот черт!.. – Глаза Романюка заблестели.

Майор посторонился. Романюк неуверенно переступил порог, замялся в коридоре, недоверчиво разглядывая зевающего часового.

– Вы уверены, товарищ майор?

– А ты сам-то в себе уверен?

– Я-то никогда в себе не сомневался. Спасибо, товарищ майор! В это трудно поверить.

– Но ты уж постарайся.

Шелест шагнул по проходу, открыл вторую дверь.

Тарас Замула лежал на нарах, отвернувшись к стене. Он слышал шум, но вряд ли что-то понял. Арестант медленно повернулся, поднялся, почесал вихрастый затылок, в котором, похоже, расплодились вши.

Он вскинул глаза, с печальной усмешкой посмотрел на Станислава и спросил:

– Священник будет перед казнью, товарищ майор? Уже пора, да?

– Пора, – проворчал Шелест. – Во дворе эшафот достраивают. Героем возомнил себя, Тарас? Чеши отсюда, пока я не передумал. С тебя и Романюка снимаются все подозрения, вы чисты перед законом и Советской властью. Она нижайше извиняется и просит прощения. – Он не хотел язвить, само выходило.

– Вот это да! – восхищенно пробормотал Замула, вылетая в коридор. – Я знал, что разберутся, по-другому не могло быть! Иван, чтоб тебя! – Он на радостях хлопнул по плечу растерянного Романюка. – Ты тоже свободен. Я же говорил, что никто из нас не виноват.

До парней доходило медленно, первая радость прошла. Они переминались посреди коридора, смотрели по сторонам. В их компании кого-то явно не хватало.

Майора контрразведки Смерш снова охватывало странное чувство. Еще не сомнения, нет, но какое-то предвестие таковых, подспудное опасение, что он поступает неправильно.

– Минуточку, – проговорил Романюк и задумался.

Этот парень по жизни соображал не очень быстро. Особенно в тюремных условиях.

– А кто предатель-то, выяснили, товарищ майор? Где Леся? Ее тоже освободят?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – заявил Шелест и поморщился. – Не ваше дело. Топайте отсюда. Из города не уезжать! Иван, сиди в общаге, Тарас, дуй домой и ни шагу оттуда.

– Хотите сказать, что Леся предала своих товарищей? – дошло до Замулы.

Опровержения не последовало.

Молодые люди опешили, недоуменно переглянулись. Потом заговорили одновременно. Мол, это ошибка. Не может такого быть! Леся ни в чем не виновата, ее оговорили. Органы не ошибаются, но сейчас их ввели в заблуждение.