ДОЗОРНЫЙ

— Лучше не бывает! — прохрипел он. — Верх блаженства!

Алекс ждал, пока Миан переведет дыхание.

— В ячейке бомбистов я проработал примерно полтора года. Нас было пятеро — четверо мужчин и одна женщина. Считалось, что для установки бомб в общественных местах лучше использовать женщин.

— И ты все время докладывал обо всем в Лондон?

— Все время. С девяносто первого главным образом по электронной почте, используя компьютеры, которые приносили для ремонта. Оттаскивал очередную машину к себе в комнатушку в глубине мастерской, и никто ничего не замечал: я передавал информацию — имена и адреса добровольцев, регистрационные номера машин, возможные цели покушений, — а после чистил диск.

— Похоже, жалованье, которое платила разведка, ты отрабатывал.

— И еще как.

— Мне сказали, что у тебя сдали нервы.

Миан на миг закрыл глаза. На это обвинение не стоило и отвечать.

— Наша ячейка участвовала в убийстве констебля. Я доставил боевиков на место убийства, и я же увез их оттуда. Лондон знал, что должно произойти покушение, потому что я сообщил о нем за два дня, но покушение все–таки состоялось.

— Я слышал, что ты предупредил меньше чем за час.

— Херня. Часов было сорок восемь. Да хватило бы и одного. Нет, они намеренно допустили убийство, и вот тогда я понял: происходит нечто странное, — да нет, разреши мне выразиться иначе: нечто дурное. Меня направили в Северную Ирландию не для того, чтобы я поставлял разведывательную информацию. Для этого была другая причина.

— Какая?

— Я к ней уже подбираюсь. Имя Пройнсэ Диви тебе что–нибудь говорит?

— Нет.

— Пройнсэ Диви был добровольцем ИРА, но ничего серьезного ему не доверяли. Поговаривали, будто он приторговывает наркотиками. Так или этак, он, по–видимому, попытался сбыть наркоту не тем, кому следовало, каратели взяли его и здорово измордовали. Пройнсэ отчаянно нуждался в деньгах. Так что, когда с ним связались люди из ИОП, он оказался легкой добычей.

Алекс кивнул.

— Я ничего этого не знал, пока меня не вызвал Падрег Бирн. Где–то под Рождество девяносто пятого. Когда я появился у него дома, он сказал, что Пройнсэ напился, явился в контрразведку ИРА и покаялся в том, что стучит в ИОП. Теоретически ИРА всегда дает перебежчикам амнистию — признайся во всем, и тебя снимут с крючка, — однако на практике после допроса они получают две пули в затылок. В этом, нетипичном, случае контрразведчикам хватило ума спросить совета у Бирна, и тот запретил трогать Диви, сказав, что сам допросит его. Что он и сделал, а после заставил Пройнсэ снабжать ИОП дезинформацией.

А теперь вспомни: срок перемирия тогда подошел к концу. Республиканцы вот–вот должны были взорвать бомбу в башне Кэнери–Хорф, и Падрег Бирн — человек очень честолюбивый, стремившийся из Совета Армии в Исполнительный совет, — захотел устроить собственный эффектный спектакль. Он решил захватить двух агентов ИОП. Бирн рассказал мне об этом и выразил желание, чтобы этих людей убил я. Лично, на глазах у всех. Последнее испытание преданности, последнее подтверждение верности. Сделай это, сказал он, и ты войдешь в Совет Армии, гарантирую. Только докажи, что ты наш душой и телом. Я, разумеется, согласился — что мне еще оставалось? — и спросил о подробностях. Он в точности рассказал все, что должно было произойти.

На следующий день я допоздна задержался на работе, отправил с компьютера одного из клиентов шифрованный доклад в Лондон и молил Бога, чтобы людей из ИОП успели отозвать. Я просил отозвать и меня: если эти парни исчезнут всего за несколько дней до операции, это укажет прямиком на меня. Назавтра мне позвонил представитель компании «Интекс» и сказал, что производство программного обеспечения, которым я интересовался, прекращено. «Интекс» был, разумеется, «Пятеркой», а звонок означал, что мое сообщение получено и что я должен сидеть и не рыпаться.

— Постой–ка. Ты говоришь, «Пятерка» знала, что Рея Бледсо и Коннора Вина схватят, будут пытать и убьют, и ничего не предприняла?

— Да. Именно это я и говорю. Мы целой оравой приехали на ферму по другую сторону границы — контрразведка часто использовала ее для допросов и казней — жуткое, залитое кровью место, смердящее смертью. Мальчишки–добровольцы только что не писались от восторга — им же представлялась возможность увидеть, как пропускают через мясорубку двоих британских агентов. Часы шли, и я молился, как никогда не молился прежде, чтобы Лондон отозвал этих ребят. Никого, конечно, не отозвали, и Бледсо с Вином вечером перевезли через границу. Я взял с собой «браунинг», чтобы иметь хотя бы возможность убить их быстро, однако все обернулось так, что я не сумел сделать даже этого.