Петр Катериничев - Банкир

— Ладно.

— Он не вооружен… — Батя покосился на молодого. — Ну а если и вооружен — нам без особой разницы: огонь открывать запрещено, холодное оружие применять запрещено, бить запрещено…

— «Бить нельзя, ну а не вникнут — разъяснять…» Так, что ли? А что можно-то? — удивленно перебил на этот раз тот самый здоровяк из угла. — Целовать взасос?

— Вязать. Быстро, матеро, и чтобы никаких повреждений, могущих повлечь…

Короче — не мне вам говорить. Особенно голову поберегите.

— Свою?

— Твою я тебе сам оторву, если ты мне «клиента» угробишь или покалечишь, понял? Привыкли, понимаешь, отморозков «мордой книзу»… А тут — работа ювелирная требуется.

— Ну так и послали бы ювелиров… из соответствующего заведения. А то мудрят… Мудрецы, блин, сионские…

— Заткнись, а? Грамотные все стали… Мы той грамоты не знали, «Макаров» вообще — только на стрельбах видели, а порядок — был! Понял? Не то что сейчас… Не страна — призрак…

— Понял… Что ж тут не понять… А вообще… «Призрачно все в этом мире бушующем…»

»…Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь…» Магнитофон в комнате ненавязчиво мурлыкает эту мелодию, а я — я балдею. Зажмурившись, я погрузился под воду. И у меня вдруг появилось чувство, будто я родился здесь… Вернее… Да. В море. Или — все люди когда-то жили в море и умели жить под водой и дышать там…

— Э-эй, ты не утонул?

— Не-а…

Понятия не имею, что со мной происходит… Я не помню ни хрена ни о себе, ни о своей жизни, и вдруг все это меня абсолютно перестало волновать… Почему?

Из-за русоволосой девчонки, которой почему-то хуже, чем мне?.. Нет, не так…

Просто… Просто мне с ней лучше, чем без нее.

Когда я вышел в гостиную, девчонка стояла спиной ко мне. Совершенно нагая — только высокие белые сапожки и светлая лента в волосах. Она обернулась, и я увидел, что девушка еще и абсолютно пьяна… Или пьяны были только ее глаза?..

Уверенно и грациозно она двигалась в такт музыке, чуть раскачиваясь, словно деревце под порывами ветра… Потом подошла вплотную, приблизила губы к моим:

— Ты не считаешь меня?.. Я прикрыл ее рот ладонью:

— Нет…

— …Только не говори, пожалуйста, слов… Никаких слов… Молчи…

Слова… Они только могут все испортить… Потому что… Потому что я не знаю, какое твое слово отзовется болью в моем прошлом — ведь это ушедшее мы носим с собою всегда… И за словом мгновенно побежит другое, третье, четвертое… И ты будешь не ты, а кто-то, кого уже нет давно рядом, да и не было никогда… Был другой, которого я принимала за того, пока… И это не важно… Не важно все…

Ничего не говори… Молчи… Только слушай музыку и смотри… Музыка… Она тоже способна быть словом, она тоже будит ушедшее или несбывшееся — еще более дорогое… А я, я хочу иметь настоящее, хочу иметь на совести что-то… Нет, не то, за что стыдно или больно будет потом, этого не нужно… Хочу, чтобы просто было красиво… Красота — это ведь только миг, а мы не умеем беречь даже его…

Успеется… потом… А вот ничего не успеется, и может совсем не быть никакого «потом», а люди живут, словно собираются жить вечно, всегда… Мне, мне совсем не нужен памятник, ни бронзовый, ни медный, ни интеллектуальный — никакой…

Разве это так мало — если я хочу красоты… И — гармонии… Только… Только гармония любви и красоты — а ведь это, наверное, одно и то же — такая редкость на этой земле, что длится так недолго… Она мимолетна… Мир не терпит гармонии любви, не терпит отличия от себя, серого и строгого, и поэтому…

Девчонка перевернулась на бок, посмотрела на меня внимательно:

— Как все здорово сегодня… И этот снег за окном, и музыка, и ты… — Она снова откинулась на спину. — Ты знаешь… Эта песня звучала, когда мне было лет шесть или семь… Странно, но именно тогда я впервые почувствовала себя девочкой… Ты понимаешь?.. У нас была спортивная секция в школьном спортзале, гимнастическая, — мы бегали по ковру, швыряли ленты, кувыркались, ловили их…

А потом, потом мы с девчонками тихо прокрались из душа через раздевалку в школьный коридор… Он был пустой, темный и гулкий — даже было немного жутковато… И вот, представляешь, музыка… Едва-едва слышна… Мы пробрались по запасной лестнице на второй этаж, там вход, тоже запасной, дверь — со времен царя Гороха, еще такая, в перекрестьях вся, со стеклами, и стекла краской замазаны… Ну, понятно, в надписях все… Мы прильнули к щелочкам в этих разводах… Ну да, музыка далеко где-то, в зале — там вечер встречи выпускников был… Мужчина — взрослый совсем, лет, наверное, тридцати, и с ним — девчонка… Может, она год назад школу закончила, может — два, может, даже еще училась… Мужчина этот — учитель ее или просто… Просто кто-то старший…