Андрей Воронин - Могила тамплиера

– Так я вас слушаю, – сквозь зубы сказал Круминьш и все-таки, не выдержав, зашипел.

– Терпи, – строго сказала Анна. – Мужчина называется...

– А если щиплет!..

– Вы слушаете? – неподдельно изумился Глеб. – Вы – меня?!

– А вы знаете что-нибудь о презумпции невиновности? Человек невиновен, пока era вина не доказана. Валяйте, доказывайте. Объясните хотя бы, на каком основании явились сюда, ко мне. Только больше не врите.

Он опять зашипел, дернулся и получил легкий дисциплинирующий подзатыльник.

– Хорошо, – сказал Глеб, одним глазом следя за кофе, а другим на всякий случай высматривая хоть что-нибудь, что могло бы сойти за оружие. – Попробую.

Он начал рассказывать все с самого начала, стараясь ничего не упустить – про журналистку Антонину Корсак, про исчезновение энклапиона, про вспоротые наискосок тела, про газетные статьи и незавидную судьбу их автора, про блондина в мотоциклетной кожанке, про гитарный чехол и "Шерон Стоун", а также про двух подростков, застреленных из старенького парабеллума просто за то, что оказались в неудачном месте в очень неподходящее время. Дойдя до своего знакомства с Каманиным, он немного замялся, но все-таки выложил все, что узнал во время того разговора: про меч, способный резать людей, как масло, про рижский клуб, про старую дружбу, про отбитую невесту и украденный бизнес. Про коронный удар Ульриха фон Готтенкнехта он, разумеется, тоже упомянул, а закончил свой рассказ демонстрацией корешков авиа– и железнодорожного билетов, выписанных на имя гражданина Латвии Ивара Круминьша.

За время этого рассказа раны хозяина были обработаны и перевязаны по всем правилам медицинской науки, а приготовленный Сиверовым кофе продегустирован, признан превосходным и выпит до последней капли. К концу повествования Круминьш помрачнел, как грозовая туча, но вопрос, который он задал после продолжительной тягостной паузы, был обращен не к Глебу, а к Анне:

– Ты об этом знала?

Она медленно покачала головой из стороны в сторону.

– Нет. Об убийствах я узнала только после смерти журналиста, а обо всем остальном еще позже. Гораздо позже. В самом конце. И сразу полетела к тебе. Я... Просто я больше не могла. Все ушло, осталась только мерзость. И прогрессирующее безумие.

Глеб курил, деликатно глядя в сторонку.

– Хорошо, – тяжело вздохнув, сказал Круминьш. – Теперь послушайте, как все это было на самом деле.

– Если вы позволите, я не хотела бы присутствовать при этом... этом разговоре, – сказала Анна. – Я действительно очень устала, и у меня зверски болит голова.

– Конечно, – почти в один голос сказали мужчины и встали, когда она поднялась из-за стола.

– Так вот, – проводив ее долгим взглядом, снова заговорил Круминьш, – вышла ошибка, и виноваты в ней вы сами. Нечего было трясти передо мной своим Готтенкнехтом. Тоже мне, агент под прикрытием! Хотя бы в книжку заглянуть потрудились... В ордене храма никогда не было такого магистра, а раз не было, то и мемуаров никаких написать он, соответственно, не мог...

Минут через пять Глеб начал осознавать, что его безбожно надули. Через десять он уже все понял и ждал, когда Круминьш, наконец, закончит говорить, чтобы сразу же позвонить Федору Филипповичу. Ложь была беспардонной, а надувательство – таким наглым, что мысль о нем просто никому не приходила в голову. Самое смешное, что все это могло увенчаться успехом, но, как это часто происходит, недурно задуманная операция сорвалась из-за пустяка: убийца почему-то не приехал, а Глебу, которого Круминьш по ошибке принял за него, посчастливилось уцелеть. И теперь правда вылезла наружу, как шило из мешка, ветхая дерюга вранья расползалась прямо на глазах, готовясь похоронить ЕГО под невообразимой грудой кровавых мерзостей, которую ОН наворотил за последние несколько недель... а может быть, и лет.

– Извините, что я вас немного того... помял, – сказал Глеб, когда Круминьш умолк.

– Шрамы украшают мужчину, – невесело усмехнулся Гроссмейстер. – Главное, что все остались живы.

– Да, это главное, – согласился Сиверов, промолчав о том, что живы остались далеко не все.

Круминьш опять прочел его мысли.

– А что будет с ней? – спросил он, одними глазами указав на дверь, за которой четверть часа назад скрылась Анна.

Глеб пожал плечами.

– Это решать не мне. Она – одна из ключевых фигур в этом деле, без ее показаний суд превратится в пустую трату времени. Я хотел бы пообещать, что она пройдет по делу свидетелем, но вы же понимаете...