А с Колей-Ваней мы заключим союз, — подвел итог Семенов. — Если врага трудно победить, стоит сделать его союзником.
Вечером полковник позвонил в Санкт-Петербург. Начался второй этап битвы за несколько уменьшившийся, но все еще достаточно высокий долларовый холм.
Старший оперуполномоченный двенадцатого отдела УР капитан Виктор Чайковский сидел над бумагами. Рутинная бумажная работа — бич оперативников. Бюрократический молох требовал постоянной обильной жратвы в виде справок, отчетов, рапортов, докладных и т.п. Любой опер, ежели вы посидите вместе за литром водки с хорошей закуской (можно и вообще без закуски), признается вам, что самое страшное в его работе — бумаги. Не риск, не психологический пресс от общения с разной сволотой — бумаги.
Виктор Федорович Чайковский отпахал в розыске уже пятнадцать лет. Опыт по отписке имел огромный, бумаги строчил легко и почти весело. Блестяще образованный мальчик из профессорской петербургской семьи сознательно писал длинными предложениями с многочисленными причастными и деепричастными оборотами. Добраться до смысла фразы зачастую было очень нелегко. Чайковский обильно уснащал текст многочисленными лексическими и грамматическими ошибками. Он развлекался, он представлял себе некий карикатурно-кошмарный образ чудовища с названием Гувд. Этот страшный Гувд, покрытый чешуей генеральских погон, разевал пасть и проглатывал тонны бумаги. Он был всеяден: жрал и бумагу, и человеческие судьбы. Ненасытный Гувд обладал уникальным желудочно-пищеварительным аппаратом: переваривал людей, а бумагу откладывал в архивную жировую прослойку. Человечки как таковые интересовали Гувда очень мало — его прямая кишка выталкивала из организма страшную зловонную массу из полузадохшихся, измочаленных, изжеванных тел. Изувеченных физически и морально, беззубых, туберкулезных, озлобленных… Гувд пожирал не только спецконтингент, но и самое себя. Страшная морда в сверкающей чешуе генеральских погон чавкала, отрыгивала смрадно и снова раскрывала пасть.
Капитан Чайковский был блестящим оперативником… практически невостребованным системой. Тот Виктор Чайковский, который пришел работать в милицию пятнадцать лет назад, мало походил на седого, желчного мужика, что строчил нелепый отчет пятнадцатого сентября девяносто четвертого года…
Опер поставил точку в конце абсолютно бессмысленного предложения из сорока четырех слов, хмыкнул и откинулся на спинку стула. Он извлек из старенькой «Москвы» лист бумаги и внимательно перечитал текст. Полный идиотизм, — подумал с удовлетворением.
Зазвонил телефон. Капитан снял трубку. Этот звонок окажет очень большое влияние на его жизнь, но сейчас старший оперуполномоченный ничего об этом не знает.
— Чайковский, — сказал он официальным голосом.
— Здравствуй, композитор, — ответил телефон весело, и Виктор узнал голос полковника Тихорецкого. Ничего хорошего этот звонок не предвещал: нечасто первый заместитель начальника ГУВД звонит рядовому оперу. Чайковский поморщился и нехотя ответил:
— Здравствуйте, товарищ полковник.
— Что ты так официально, Виктор Федыч? Будь проще…
— Слушаю вас, Павел Сергеич, со всем вниманием.
— Уже лучше, композитор… Ты чем вечером занят?
— Да я как бы…
— Вот и хорошо, — перебил Тихорецкий. — Значит, часикам к двадцати двум подгребай ко мне. Разговор есть с глазу на глаз.
Из телефонной трубки пошли гудки отбоя. «Скотина!» — шепнул Чайковский. — «Жди! Хер ты меня дождешься». Он положил трубку на аппарат, достал из ящика стола блок «Мальборо». Распечатал, шурша целлофановой оберткой… Закурил. Он отлично знал, что идти на встречу с полковником все равно придется.
Звонок Семенова оказался полной неожиданностью для Николая Наумова. Нет, он, конечно, сразу вспомнил мелкого чиновника из ЦК КПСС, которого ему прикрепили в восемьдесят седьмом для организации тайных валютных операций. Вспомнил — и удивился: шесть лет прошло с их последней встречи. Но удивление свое скрыл.
— Ну как же, Роман Константинович, — сказал он. — Разумеется, узнал. Рад вас слышать через столько лет. Как вы? Что вы? Где вы?
Голос из прошлого насторожил Наумова. Он понимал, что звоночек чиновника связан с теми, давними, делами. Со счетом N 164'355 ZARIN. Что происходит? — пытался сообразить Николай Иванович. — Почему этот комитетский хмырь вылез именно сейчас? Пронюхал что-то? Да уж не иначе…
А Семенов ходить вокруг да около не стал.
Читать дальше