Игорь Срибный - «Каскад» на связь не вышел

Гелаев легко поднялся со стула и, положив руку на плечо Масхадова, хотел что-то сказать. Но, постояв так несколько секунд, только махнул рукой и молча вышел из подвала.

Остальным оставшимся в живых командирам Масхадов приказал отбыть в свои подразделения и выполнять ранее поставленные задачи.

Так, волей начальника Главного штаба армии Ичкерии полковника Масхадова, который в отличие от своего президента отнюдь не считал Президентский дворец стратегически важным объектом, подходы к резиденции Дудаева остались в эту ночь без охраны…

Следуя в темноте к Белому дому, разведчики едва не столкнулись с отрядом Саида Хамзатова, уходившим с позиций по приказу Масхадова. Выходя из арки проходного двора, шедший первым боевик споткнулся и громко выругался, ушибив ногу. На него зашикали, но было уже поздно – разведчики успели затаиться кто где смог, и отряд боевиков прошел мимо. В редких сполохах пламени Дрюня насчитал около 30 человек.

Дальнейший путь до громады Дворца преодолели без приключений.

И вот он – скелет красивого, когда-то белого здания, перевидавшего на своем веку всякого. Видел он и чинно прилизанных, гладких на речи коммунистов, единогласно вскидывавших руки за принятие уже давно принятых за них решений. Повидал и демократов завгаевского толка, способных красиво вещать с трибуны о недалеком светлом будущем чеченского народа, но не способных постоять за себя в драке с распоясавшимся хулиганьем, разогнавшим «народных» избранников палками. Увидел он и ярых националистов, которые выбрасывали демократов-соплеменников в окна Дворца и привели в конце концов красавец Белый дом к его нынешнему плачевному виду.

И вот стоит он в зимней промозглой ночи, осуждающе глядя на мир пустыми глазницами окон, обдуваемый холодными сырыми ветрами, промокший под мелкой занудной моросью, обожженный и многократно пробитый пулями и осколками снарядов, почерневший от горя в пламени пожаров, памятником человеческой глупости, оказавшейся на каком-то историческом отрезке сильнее разума. Памятником лютой ненависти к своему народу – и народу, еще недавно бывшему братом и другом и вдруг в одночасье ставшему злейшим врагом. Врагом, которому, оказывается, нельзя простить войну, начатую пращурами обоих народов в ХVI веке и длившуюся с перерывами 300 лет. Нельзя простить депортацию чеченцев и ингушей, осуществленную тираном – кстати, тоже горцем, – погубившим заодно миллионы жизней ненавидимого теперь чеченцами русского народа и других народов бывшего единого и нерушимого Союза братских республик. Но нет уже тех тиранов, нет царей – завоевателей Кавказа; зачем же мстить всему русскому народу, который не меньше, а, пожалуй, гораздо больше претерпел от тех же сатрапов, что терзали веками и чеченцев? Ведь первым народом, попавшим в жернова большевистских репрессий, были отнюдь не горцы, населявшие Кавказ. Первыми подверглись жесточайшим преследованиям казаки, жившие столетиями бок о бок с чеченцами, давно переженившиеся и притерпевшиеся друг к другу в результате многовекового соседства и совместного освоения далеко не ласковых кавказских земель. И земли изгнанных с насиженных мест и порубанных шашками, расстрелянных вместе с женами и детьми на окраине города Беслан казаков были отданы большевиками тем же чеченцам, правнуки которых теперь числят казаков своими злейшими врагами. Ведь, как сказал Николай Васильевич Гоголь устами своего классического персонажа, несгибаемого казака Тараса Бульбы, «дерево, политое кровью, может породить только плоды ненависти»…

Подавленные жутким, каким-то нездешним, неземным видом руин Дворца, смотрели разведчики на этот символ дудаевской эпохи. Теперь, когда их разделяло несколько десятков шагов пустыря, в который превратилась некогда красивейшая на Северном Кавказе площадь, Дворец вызывал какое-то щемящее чувство…

Небо на востоке начало медленно сереть. Рваные, набухшие холодной влагой тучи, подгоняемые северным ветром, тяжело надвигались на обугленный каркас здания…

Саперы, ушедшие вперед, чтобы расчистить проход, наконец подали знак, что путь безопасен. Прикрывая друг друга, разведчики быстро пересекли площадь и ступили под своды Дворца.

Огромный вестибюль был завален обломками строительных конструкций, превращенной в хлам мебелью, кучами обгоревших бумаг. Под ногами противно скрипело битое стекло и тысячи рассыпанных по полу гильз. В углу вестибюля, тщательно укрытый промасленной ветошью, стоял ДШК с заправленной в окно приемника лентой. Рядом на полу были выложены цинки с патронами и ящик гранат Ф-1.