Сергей Зверев - Экстренное погружение

Сидевшие вокруг стола были потрясены услышанным. Они ничего не могли понять и смотрели недоверчиво. Это объяснялось лишь тем, что им не под силу было осознать масштабы преступления. Но это относилось не ко всем.

– Мне захотелось выяснить, – продолжил майор, – зачем больным, обожженным, изнуренным людям понадобилось тратить время и остаток сил на то, чтобы перенести мертвецов в лабораторию. Да потому, что кто-то предложил это сделать. Дескать, так будет лучше всего. На самом деле ему нужно было помешать людям заходить туда. Я поднял половицы – и что же там нашел? Сорок элементов питания в отличном состоянии, запасы продовольствия, аэростат для радиозонда, баллон с водородом для заполнения аэростата. Я предполагал, что мне удастся обнаружить элементы питания. По словам Кожевникова, на буровой был большой их запас, а в огне они сгореть не могли. Ну, слегка подгорели бы, покоробились, но не больше. Все остальное было для меня неожиданностью, но зато теперь практически все прояснилось до конца. Я не рассчитывал найти что-то иное, но то, что обнаружил, позволило мне понять происходящее.

Убийце не повезло. Во-первых, его разоблачили, во-вторых, ему не благоприятствовала погода. Он намеревался отправить образцы в небеса на шаре-зонде, а самолет этот зонд подобрал бы. Поймать аэростат ничего не стоит. Почти не использованные элементы наш приятель применял для поддержания связи со своими хозяевами: ему надо было предупредить их, когда погода улучшится и он соберется запустить аэростат. Радио сейчас слушают все, кому не лень, поэтому он пользовался специальным шифром, а когда шифр стал ему не нужен, он уничтожил его все тем же единственно пригодным для Арктики способом – огнем. Клочки обгорелой бумаги вмерзли в стену одного из домов, куда ветер отнес их от метеопоста, после того как наш приятель развеял пепел. Там я их и обнаружил.

Убийца позаботился и о том, чтобы для передачи SOS и связи с «Гепардом» использовались севшие элементы. Он старался оттянуть наше прибытие на буровую до того дня, как погода улучшится и ему удастся запустить радиозонд. Но самолеты перестали летать: наш приятель передал своим хозяевам, что надежды на улучшение погоды нет, а «Гепард» уже прибыл и теперь ему придется забрать образцы на субмарину…

– Минуточку, Андрей Викторович, – озабоченно прервал его Грубозабойщиков. – Вы утверждаете, что образцы до сих пор находятся на буровой?

– Меня бы очень удивило, Владимир Анатольевич, если бы их там не было… К слову, попытка задержать нас была предпринята еще в самом начале нашего пути сюда. Когда стало известно, что именно «Гепард» отправляется на поиски буровой, в Видяево был передан приказ вывести корабль из строя. Как наши, так и западные спецслужбы не постесняются использовать все законные и незаконные способы для достижения своих целей, но в мирное время к убийствам стараются не прибегать. Убийства в планы наших противников наверняка не входили.

– Кто это сделал, Андрей Викторович? – чуть слышно проговорил Денисов. – Не тяните, скажите, кто это? Здесь нас девять человек и… Вы знаете, кто он?

– Да, знаю. Но подозревать нужно не девятерых, а только шестерых. Тех, кто дежурил на рации после пожара. Главный инженер Филатов и близнецы Харламовы были практически не в состоянии выйти из помещения. На этом сошлись все. Итак, Денисов, остаются, кроме вас, Кожевников, доктор Дитковский, Христенко, Нечаев и Хромов. Преднамеренное убийство и измена Родине. Кара может быть только одна.

– Кто он? – нетерпеливо прервал майора Грубозабойщиков. – Вы знаете, кто убийца?

– Знаю. Он очень умен. Но его песенка спета. Правда, доктор?

Сначала никто ничего не понял. Первые несколько секунд все оставались неподвижны, потом, потрясенные, одновременно повернули голову к Дитковскому. Тот с трудом поднялся на ноги и сделал два шага по направлению к майору. Глаза его расширились, лицо побелело.

– Я? – произнес он удивленно. Голос его охрип и был едва слышен. – Я? Вы с ума сошли?

– Неужели никому не показалось странным, что когда Дитковский вышел из охваченного пламенем барака и рухнул наземь, то остался лежать недвижим? Он утверждает, что, наглотавшись дыма, потерял сознание. Странно. Ведь на свежем воздухе люди обычно быстро приходят в себя.

– Вряд ли это можно назвать доказательством его вины, – вмешался Грубозабойщиков.

– Это косвенная улика. Второе. Вы, Нечаев, корили себя за то, что не сумели разбудить своих товарищей Фомина и Манпиля. Вы могли трясти их хоть битый час и все равно не сумели бы растормошить. Доктор усыпил их с помощью эфира или хлороформа. Это произошло после того, как он убил майора и еще троих бурильщиков, но раньше, чем начал баловаться со спичками. Он понимал, что если спалит буровую, то помощи придется ждать очень долго. Наш же «друг» вовсе не собирался голодать. Если бы вы все умерли с голода, вам бы просто не повезло. Запастись продовольствием самому ему мешали Манпиль и Фомин. Разве вас не удивило, Нечаев, что ни ваши крики, ни встряхивание не произвело должного эффекта? Объяснение одно – этим людям был введен какой-то препарат. А доступ к медикаментам имел лишь один человек. Улика номер три. Сегодня утром я поинтересовался у главного инженера, кто отдал распоряжение отнести мертвецов в лабораторию. Выяснилось, что такой приказ отдал он сам. Но вспомнил, что сделал это по совету Дитковского.