Юлия Латынина - Саранча

— Классные вы себе кадры набираете, — осклабился Сазан.

— В семье не без урода, Валерий Игоревич. Но вы понимаете, что я в довольно сложном положении. С одной стороны, ордер на арест Лесько был практически подписан. Капитан Царьков, который вел это дело, проделал безупречную работу. С другой — меня теперь могут не понять Меня могут вызвать в Москву и сказать: «Григорий, у тебя что, крыша поехала? Заезжий… гм… заезжий авторитет мочит на ступенях гостиницы оперативника, который в первый раз его видит, а ты после этого авторитета отпускаешь, а на мертвого опера вешаешь ограбление трейлера? Ты сколько за это получил, а?»

Полковник помолчал.

— Это очень тяжелая для меня ситуация, Валерий Игоревич. Поймите, очень тяжелая… Я готов пойти вам навстречу. Закрыть глаза на некоторые моменты… Но пойдите навстречу и вы мне — вы понимаете меня?

Валерий понимал. Он понимал вполне, что чувствовала в этом кабинете полчаса назад тринадцатилетняя девочка, которую изнасиловали несколько подонков и которой товарищ полковник, то ли oт неохоты портить отчетность, то ли от нежелания ссориться с кем-то высокопоставленным, заявил, что она сама шлюха. Вот только пусть Молодарчук не думает, что Валерия Нестеренко так же легко развести, как тринадцатилетнюю пацанку.

Валерий вежливо развел руками.

— Понимаю.

Молодарчук удовлетворенно кивнул и, нажав кнопку интеркома, велел:

— Лерочка, Царькова ко мне.

Спустя несколько минут в кабинет вошел тот самый худощавый молодой опер, который в предбаннике ел Валерия глазами.

— Вот, Яша, познакомься, — сказал Молодарчук, — это Валерий Нестеренко. А это Яша Царьков. Гроза окрестных бандитов и гордость нашего УВД Лично Петрашева брал, был у нас такой кадр, владелец автозаправок и кандидат в областные депутаты…

Опер молча глядел на Нестеренко. Любезности в его взгляде было не больше, чем мяса в лагерной баланде.

— Я думаю, Яша, — сказал Молодарчук, — что ты дело Валерия Игоревича возьми себе и объедини с делом об убийстве Ткачикова. Сними, в общем, с человека показания и все такое прочее.

Опер механически наклонил голову.

— Пойдемте, Валерий Игоревич, — с подчеркнутой вежливостью сказал он.

В крошечном кабинетике Царькова (судя по количеству столов, опер явно делил его еще с двумя коллегами, но те куда-то задевались) сидела та самая полная женщина, которую полчаса назад Валерий видел в предбаннике Молодарчука. Дочки при ней уже не было: перед женщиной стоял стакан крепкого чая, и она растерянно смотрела в черную жидкость, как в иностранную непонятными словами написанную книгу. При виде Валерия женщина привстала.

— Яков Иваныч, мне, пожалуй, пора.

Царьков коротко кивнул. Женщина бочком вышла из кабинета. Царьков молча прошел к столу, раскрыл ящик и вынул оттуда завернутый в бумажку бутерброд — грубо нарезанный кусок хлеба, прикрытый розовым кружком колбасы.

— С утра не ел, — сказал Царьков в качестве объяснения, — извини, тебе не предлагаю. Ты в ресторации семгу покушаешь.

— Тут в двух кварталах отсюда кабак есть. «БизнесменЪ» или что-то в этом роде. Почему бы не пообедать по-человечески?

Царьков очень холодно оглядел Нестеренко.

— Я за поляну накрытую не продаюсь, — хмуро сказал мент. — Чайник включи. Там, позади тебя.

Чайник был древний и алюминиевый, с белесыми подтеками вокруг носика. Валерий воткнул его в розетку, и между штепселем и стеной проскочила крупная голубая искра.

— Что с девочкой? — спросил Валерий.

— А тебе какое дело? Это же не убийство главного технолога завода. Завод можно под «крышу» прибрать, а тут чего прибирать?

— Что случилось с девочкой?

Опер отхватил белыми зубами сразу половину бутерброда.

— Девочка вышла в булочную. Когда вернулась, застала во дворе шумную компанию. Компания праздновала день рождения некоего Олега, он на два года ее старше, одноклассник брата. Ребята пригласили девочку покататься. Описывать подробности?

— Травмы были?

— Множественные разрывы половых органов. Ушибы на внутренних частях бедер. Напоследок им очень туда бутылку захотелось засунуть, в наказание за непримерное поведение. В отношении Олега это второй такой случай. Первый кончился тем, что отец заплатил семье тысячу долларов и пригрозил, если что, сжить со свету.

— Кто отец?

— Отца зовут Станислав Ковальский. Это первый заместитель Григория Ефимыча.

Опер запихал в рот остатки бутерброда, отряхнул руки и тщательно счистил крошки со свитера.