Дик Фрэнсис - Пятьдесят на пятьдесят

Отец застонал.

— Извини, друг, — сказал ему полицейский. — Лучше всего в таких случаях зажать рану.

Но вот наконец подъехала «Скорая», водитель извинился за опоздание:

— Пришлось ехать против движения, все возвращались со скачек, — сказал он. — Повсюду пробки, и в эти часы движение одностороннее, только от ипподрома.

На лицо отцу надели кислородную маску, воткнули в сгиб руки иглу внутривенного вливания. Затем осторожно переложили на носилки и погрузили в машину, причем один из медиков продолжал зажимать рану рукой.

Я хотел влезть в машину, чтобы быть рядом с ним, но меня остановил один из полицейских.

— Вы останетесь с нами, сэр, — сказал он.

— Но это мой отец… — возразил я.

— Мы в самом скором времени доставим вас в больницу, — сказал он. — Похоже, вам придется наложить пару швов.

Медики захлопнули дверцы и увезли отца. В этот момент прибыло подкрепление — два полицейских автомобиля с синими мигалками.

Большую часть вечера мне пришлось провести в больнице, но совсем не той, куда я планировал поехать.

Я знал, что мой отец был жив, когда его помещали в машину «Скорой» у ипподрома, я слышал, как он кашлял. И если верить одной из медсестер, был все еще жив, когда его доставили в больницу. Но до операционной довезти его не успели. Его доконал шок и огромная потеря крови, он скончался в приемном покое. Страшно сожалеем, говорили врачи, но мы ничего не смогли сделать.

Я сидел на стуле с металлическими ножками и серым пластиковым сиденьем, в небольшом закутке, отгороженном шторкой, сидел рядом с телом моего погибшего отца, родителя, которого не знал и не видел, за исключением последних трех часов. Сидел и дивился тому, как жесток этот мир.

Я онемел от горя. Я страшно тосковал по отцу, когда мне было лет восемь, только к этому времени начав осознавать, что я потерял. Я до сих пор отчетливо помню это. Я видел своих школьных друзей с молодыми мамами и папами и впервые за все время почувствовал, как стар в сравнении с ними дед. Помню слезы, которые проливал, оплакивая своих родителей, тоскуя и желая, чтоб они были живы и рядом со мной.

Но больше всего хотелось, чтобы рядом был отец, чтобы он, подобно всем другим отцам, подбадривал меня криками во время футбольного матча, высоко поднимал меня и сажал на плечи, когда наша школьная команда выигрывала, утешал и вытирал слезы, когда мы проигрывали.

Я развлекал своих одноклассников выдуманными историями о том, как мой отец погиб смертью храбрых, спасая меня, когда я тонул, или же спасал от врагов, даже монстров.

Я смотрел на неподвижно лежавшую передо мной фигуру, прикрытую чистой белой простыней. Потом встал и снял край простыни, чтоб видеть лицо отца. Было похоже, что он просто спит, лицо такое умиротворенное, глаза закрыты — казалось, тронешь его, и он проснется. Я опустил ему руку на плечо. Тело уже похолодело. Первый и последний раз в жизни я гладил его загорелый лоб и размышлял о том, что все могло бы сложиться иначе.

Наверное, я должен был злиться на него. За то, что он бросил меня, уехал и не появлялся все эти годы. За то, что так долго не возвращался. За то, что у меня вот уже лет как тридцать были сестры, а я даже не подозревал об их существовании, ни разу не видел. За то, что когда он вернулся, это осложнило мою и без того непростую жизнь.

Но я всегда считал, что зло — это того рода эмоция, которую следует выплеснуть наружу, облечь в страстные слова, адресованные тому, кто способен реагировать, ответить или обидеться. Гнев, направленный на покойного отца, был бессмысленной и напрасной тратой энергии.

И я решил приберечь этот гнев на потом, направить его против того молодого парня, который так резко и безжалостно отнял у меня единственный шанс хоть как-то компенсировать мои страдания в прошлом. Я оплакивал не столько смерть отца, сколько утрату самой этой возможности. А ведь она была так близко.

Я встал и натянул простыню на лицо умершего.

В закуток ко мне вошел мужчина в светло-коричневом костюме.

— Мистер Тэлбот? — спросил он.

— Да, — ответил я и поднял на него глаза.

— Детектив сержант Мюррей, — представился он и показал мне удостоверение. — Полиция Теймс-Вэлли. — Он сделал паузу, глянул на неподвижное тело, прикрытое простыней. — Мои соболезнования в связи с гибелью вашего отца, — сказал он. — Но мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Да, конечно, — ответил я. — Может, пойдем поищем более подходящее место?

Похоже, он испытал облегчение.