Аслан Кудабаев - Сила одного

Гарнизонная гауптвахта есть в каждом городе, в котором располагаются военные части. И для солдат любых частей “гарнизонка” является тем самым местом, куда никто из них ни за что не желал бы попасть. И эта гарнизонная “губа”, на которую доставили рядового Данко шагаева, была таким же местом. “Гарнизонка”— приземистое серое здание. Два этажа— над землей, три— под нею. И сверху донизу здесь находились камеры для проштрафившихся военнослужащих. В верхних ярусах— для офицеров. В нижних— для солдат— срочников. И тем и другим приходилось несладко. Особенно, разумеется, срочникам. Офицера, каким бы бесхребетным он ни был, в определенных пределах все же защищали погоны. Солдат здесь не защищало ничто.

“Гарнизонка” как бы являлась своеобразной прелюдией к дисциплинарному батальону, куда и отправлялась через какое— то время большая часть ее “постояльцев”. И поскольку дисбат был своеобразной адской смесью самых свирепых армейских и тюремных законов, в “гарнизонке” процветало то же самое. Дедовщина, беспредел, произвол конвоиров. Все этого здесь хватало с избытком. И тот, кто попадал сюда, понимал это сразу.

И рядовой Данко Шагаев тоже сразу прекрасно все понял. Когда его вместе с двумя другими, доставленными из разных частей солдатами сначала продержали полдня по стойке смирно в так называемом “холле”. Затем, после формального осмотра обнаженного торса— нет ли болячек? — записали в какую-то длинную книгу и вместо завтрака, обеда и ужина заставили разгружать огромную машину, набитую мешками с мукой. И только после этого, наконец, конвоиры, недвусмысленно помахивая внушительными дубинками, развели их по разным камерам.

Камера, в которую попал Данко Шагаев, числилась под номером “3”. Здесь уже сидело двое солдат. Как только тяжелая дверь с металлическим лязгом захлопнулась за спиной Данко, один из этих двоих— тот, что был плотнее, — решительно направился к нему:

— А ну-ка, “терпило”, быстро снимай свои сапоги!

Мгновенно взбесившийся от такой встречи Данко без всяких прелюдий что было силы засветил наглецу кулаком в висок. Коротко охнув, тот мешком свалился на пол. Увидя это, второй солдат всем своим видом постарался дать понять, что он против Данко ничего не имеет. И видов на его сапоги тоже никаких не имеет. Прошло не меньше двух минут, прежде чем толстяк, словно пьяный, поднялся с пола.

— Прости, брат, — бес попутал… — прогнусил он, обращаясь к Данко.

— Не брат ты мне. Гнида ты скользкая. Давить надо таких сук, как ты, — ледяным тоном сказал ему Данко. — говори мне: за что здесь сидишь?

Спустя полчаса он узнал все, что можно, о своих сокамерниках и о жизни гарнизонной “губы” вообще.

Тот, кто наехал на Данко, был из инженерных войск. Украл из каптерки у старшины полевой бинокль ночного видения. Хотел недурно поживиться к “дембелю”. Но, на свою беду, ночью спрятал его в такое место за забором части, что не смог найти, а когда пропажа бинокля вскрылась, все улики привели к нему. Как его не били— в роте, и в полку здесь, и на ‘гарнизонке”,— он так и не мог вспомнить, куда спрятал этот бинокль. В конце концов он оказался в камере для подследственных и в ожидании суда торчал здесь уже третью неделю.

Второй солдат, из мотострелковой части, прослужив всего несколько месяцев, однажды, после отбоя, решил, что с него, пожалуй, хватит служения родине, выражающегося в бесконечном мытье полов и в прислуживании старослужащим. Он нашел, по его мнению, самый быстрый способ избавиться от всего: проглотил иголку. Почему именно иголку— он и сам потом никому не мог объяснить. Бедолагу продержали в госпитале, а потом вдобавок ко всем злоключениям отправили сюда, на “гарнизонку”. Видимо, чтобы потом жизнь в родной части медом не казалась.

От этих двоих Данко узнал о внутренней жизни этой наводящей ужас на всех солдат “гарнизонки”.

Все, кто попадал сюда, делились на "постоянных” и “временных”. “Постоянные”— это те, у кого военный трибунал был уже за плечами, а впереди ждал этап в дисбат. Таким здесь было все нипочем. Они здесь были главными. С ними считались и “временные”, и даже конвоиры. Они же не считались ни с кем.

“Временных” в “гарнизонке” было больше всего. Одних— за нарушение формы одежды— привел патруль; других тот же патруль поймал в самоволке; третьих, чтобы избавить от лишней спеси неподчинения, отправили сюда командиры. Хватало тут и дезертиров, и наиболее неукротимых приверженцев дедовщины, и еще черт знает кого.