Аслан Кудабаев - Сила одного

— Смена, подъем! — ворвался в его уши резкий голос начальника караула. Здоровый усатый начкар шел по тесному проходу между кроватей. В его огромной руке виднелся край каучуковой дубинки, которой начкар подгонял зевающих караульных.

Наскоро похлебав невкусную караульную стряпню, солдаты разобрали из пирамиды свои автоматы и построились в слабо освещенном дворе.

Спустя пару минут вышел затянутый в ремни, с кабурой на правом боку начкар. Построил их в колонну по двое. И повел на посты.

— Сто-о-ой, кто идее-ет?! — еще издали нечеловеческим криком завопил, как предписано в уставе, часовой первого поста.

— Начальник! Пропускай! — в тон ему ответил начкар.

Эта процедура повторилась несколько раз, прежде чем Данко добрался до своего поста. Забрался по крутым узким ступенькам наверх, принял пост у караульного первой смены седьмого поста рядового Ефимова. Проводил взглядами уходивших дальше солдат. Затем посмотрел на ярко освещенную старыми фонарями зону. Поправил на плече автомат. Дождавшись, когда смена совсем скрылась из виду, достал сигарету и закурил. Взглянул на часы: они показывали 22.15. значит, до побега заключенного было без малого два часа. Время тянулось медленно. О том, что его скоро ждет, Данко старался не думать. Ожидание неприятностей всегда хуже самих неприятностей. Так что их лучше не ждать. Отвлечься на посторонние темы. Подумать о чем-нибудь приятном… Вот только о чем-Данко как раз не знал. Пришлось признаться, что приятного сейчас в его жизни уж очень мало. Почти ничего. Ну и черт с ним. Всему свое время.

А сейчас он стоял на своем посту и курил сигарету за сигаретой. И время от времени поглядывал на часы: 22.30, 22.45, 23.00… Вот уже половина двенадцатого. Чем ближе время событий— тем сильнее напрягаются нервы. Сами собой сжимаются и разжимаются мышцы, учащается пульс, увеличивается давление. Такое вот нервное создание— человек.

…23.50… До условленного времени еще десять минут. Данко стал зорко всматриваться в расположенную за колючим забором настороженно молчащую зону. Но— тишина. Все как всегда. Как обычно. Ничто не предвещает, что скоро начнется аврал. А аврал— как всегда после какого-нибудь ЧП— конечно же, начнется.

…Пробило полночь. Час потехи настал. И выбора: плыть или не плыть— тоже. Но Данко этот выбор уже сделал. Поэтому теперь чувствовал себя абсолютно спокойно.

Вдруг он увидел, как от одного из крайних жилых бараков стремительно метнулась в сторону ограждений приземистая человеческая фигура. У первой, невысокой, контролерской полосы человек, одежда которого безошибочно указывала на то, что это осужденный, остановился. Пытливо, как показалось Данко, заключенный взглянул на стоявшего над ним часового. И, наконец, стал осторожно, но быстро перелезать через ограждение. Оставив позади себя первый— самый легкий— забор, беглец полез на второй. Здесь ему пришлось потрудиться побольше. Старая, сотни раз рвавшаяся сигнализация на этом участке не работала, и заключенный, по всей видимости это знал. Уверенными и точными движениями он преодолевал колючее ограждение. Вот и оно осталось за его широкой спиной. Оставались еще два забора: основной, над которым высилась вышка Данко, и внешний, за которым не было уже больше ничего, кроме безграничной воли.

Немного отдышавшись перед основным— самым трудным— забором, заключенный еще раз испытующе посмотрел на часового. Теперь они находились совсем близко друг от друга— их разделяло всего несколько метров. И они отчетливо посмотрели друг другу в глаза. Взгляд у зэка был тяжелый и властный— видимо, он привык беспрекословно повелевать. Данко рассмотрел его полностью: тяжелые, мускулистые руки, широкие плечи. Невысокий рост. Между темных глаз— расплющенный, с горбинкой нос. Данко подумал, что он никогда теперь не будет полный злобы и ненависти взгляд этого заключенного. Да, такой не очень похож на любящего сыночка, бегущего из зоны только для того, чтобы взглянуть на умирающего отца, подумал Данко. Такой, скорее всего, перешагнет через папашу ради собственной выгоды.

Между тем заключенный уже забрался на основной забор. И сейчас он представлял для часового идеальнейшую мишень. Внезапно у Данко возник неудержимый соблазн подстрелить заключенного. Чем бы это все это ни окончилось для него самого— пусть даже местью со стороны старшины. Выстрелить, выполнить свой долг, поставить этим точку— и баста. Он уже начал было поднимать автомат, но мысль о Наташе все же удержала его. Девчонку бандиты не пощадят. А он— в состоянии этого не допустить. Поэтому в зэка не стоит стрелять. Хотя бы ради нее. Сейчас, стоя на вышке, Данко вдруг отчетливо понял, что ему самому при любом раскладе событий из всей этой истории вряд ли дадут выйти живым. Уж слишком много он знает. Но сейчас предпринимать что-либо уже поздно. 9остается следовать заранее решенному.