Александр Белов - Похищение Европы

Утро начинается с жуткого воя, и день умирает под те же звуки. Но теперь Ерофею кажется, что этот вой — вовсе не хитроумная придумка умелого архитектора. Это — голоса загубленных им душ. Они где-то рядом. Они жаждут его крови.

Часы тикают, и Кистенев знает, что они отсчитывают его последние… Что? Сутки? Часы? Минуты? А может быть, секунды?

Пытка неизвестностью слишком тяжела, поэтому, когда в центральный зал врываются черные фигуры, Ерофей чувствует что-то вроде облегчения. А потом — резкую обжигающую боль в левой стороне груди.

Он стреляет из своего «Лефоше». Один, два, три, четыре раза…

Черные фигуры с короткими криками и стонами валятся на пол.

Ерофей, зажав ладонью торчащий из груди обломок лезвия, отступает назад, в анфиладу.

Он закрывает за собой все двери и оказывается в последней комнате, где стоит печь. Последние два месяца Кистенев запрещал топить — ждал, что путь отступления может понадобиться в любую минуту. И вот он наконец понадобился.

Ерофей открывает заслонку. Кровь хлещет из него, как из недорезанной свиньи. Вместе с ней уходят силы.

Кистенев даже не закрывает заслонку изнутри. Он ползет по дымоходу, нащупывает выступающий из кладки кирпич и открывает люк.

Он падает в люк, обдирая кожу. Хватает заготовленный факел и спички. Тоннель озаряется радостным пляшущим пламенем.

Кистенев ползет по проходу, оставляя за собой жирный кровавый след. Он оглядывается и видит, как крысы, сбившись в кучу, лижут его кровь. Они бегают и визжат, предвкушая трапезу более сладкую и более сытную.

Ерофей до последнего вздоха не верит, что он умрет. Умереть может кто угодно, но только не он — великий Зевс, укравший Европу.

В «Лефоше» еще остаются патроны. Ерофей приберегает их для преследователей. Наконец он уже не может двигаться и просто лежит на полу, надеясь, что силы сейчас вернутся. Они обязательно вернутся, ведь он — равен самому Богу! Крысы начинают бегать по его ногам. Кистенев пытается их сбросить и понимает, что не может пошевелиться. Руки и ноги наливаются свинцовой тяжестью, но они еще чувствуют. Например, они чувствуют, как тысячи острых зубов начинают отрывать от тела маленькие кусочки.

Ерофей пытается орать, но у него получается лишь слабый вздох. Крупная крыса садится ему на лицо, с интересом заглядывает в глаза и потом вдруг впивается в щеку. Кистенев ничего больше не может сделать — только опустить веки, чтобы не видеть, как мерзкие твари с суставчатыми безволосыми хвостами пожирают его живьем. «Лефоше» холодит правую ладонь, но Ерофей не может поднять руку, облепленную десятками серых тел. Они кусают, разрывают и жрут. Жрут того, кто совсем недавно считал себя хозяином Камчатки, мира, самой Жизни, наконец! Крысы ведут себя, как люди — упиваются своей безнаказанностью и беспомощностью жертвы.

Несокрушимая жизненная сила напоследок играет с Ерофеем злую шутку — он никак не может умереть. Даже плавая в луже собственной крови, истерзанный и наполовину съеденный, он продолжает жить.

Работает только мозг. Он мыслит ясно и четко. Тот, кто стоит за левым плечом, шепчет ему на ухо: «Разве ты не этого хотел? Разве ты не знал, что за все приходится расплачиваться? Не платить — новенькими хрустящими ассигнациями; но расплачиваться — кусочками своего тела и последними минутами жизни, проведенными в полном отчаянии? У каждого следствия есть причина, у каждой причины есть следствие. Ты украл Европу и попирал ногами сирых и убогих. Разве это не справедливо, что теперь тебя жрут крысы?»

Наконец Ерофей умирает: не в теплой постели, окруженный плачущими детьми и внуками, а в темном подземном тоннеле, полностью облепленный пьяными от человеческой крови крысами. Они покрывают его тело наподобие живого колыхающегося ковра.

Кистенев уходит, оставляя после себя не груды сокровищ. И даже не честное имя. А только родовое проклятие, которое не прервется, покуда месть не свершится.

Белов попятился. Между лопатками пробежали мурашки. Непреложный жизненный закон предстал перед ним во всей своей суровой простоте и неотвратимости.

«Какой мерою мерите, такою отмерено будет вам». Если кто-то породил безнаказанность, то ему не следует сетовать на то, что рано или поздно она обернется против него самого.

И всем, начиная от мелких торговцев наркотиками и заканчивая обитателями рублевских дворцов, следует об этом помнить.

Саша еще раз посмотрел на скелет. В правой кисти Митрофанов сжимал револьвер, а в левой — металлический цилиндр с закручивающейся крышкой.