– А впрочем, – резонно рассудил Санька, – один хрен – разорвет нас твоей миной или расстреляют эти вон обезьяны... От руки своего все‑таки смерть не такая противная. Давай, швыряй, только замедлитель поставь на десять секунд, не на пять – у тебя сейчас глаз косой, а механизм у часов нежный... – он увидел иномарку уже метрах в двадцати и заорал: – Да бросай ты быстрее, алкоголик несчастный, а то они из нас дуршлаги начнут делать!
– Сейчас! – Федя пыхтел у задней двери «рафика». – Замок... дверца... не открывается!
– А часы поставил?
– Угу!
– Так какого же ты рассусоливаешь? Выбей заднее стекло и швыряй!
– Жалко! Я за него на «толчке» двести «тонн» отвалил!
– Ах ты!.. – Санька не успел продолжить – плотный автоматный огонь «выдул» заднее стекло. Федя немедля вышвырнул через него мину.
Рвануло так, что подскочил задок «рафика». Иномарка после автоматного залпа приотстала, и это спасло ее. На секунды, не более. Скорость была такой, что водитель не сумел бы избежать вырытой взрывом большой ямы, если бы даже захотел. Машина на скорости нырнула в воронку. Полыхнул яркий факел взрыва. Следующая за ней вторая иномарка резко тормознула, свернула на обочину, чудом не перевернувшись, пронеслась по кювету и вновь выскочила на дорогу. Грохнула очередная мина. Это Федя, дабы не испытывать судьбу, следом за первой выбросил в освободившийся оконный проем и вторую. Иномарка резко замедлила ход и остановилась. Затем... развернувшись, на полных парах понеслась назад, в Николаевку.
– Федя, мы победили! – восторженно заорал Корзырь. – Видишь, они удирают?
– Вижу, не слепой, – Федя на заднем сиденье вытирал пот с лица, подставляя его свежей струе воздуха. – А вдруг они вертолет поехали для подкрепления вызывать? «Базуки» у меня, к сожалению, нет!
Приятели переглянулись и вдруг захохотали весело, облегченно, до колик. Нервы... В Донецк заезжали уже по‑темному. А в Николаевке в это время баба Зина, перепрятав, наверное, в пятнадцатый раз привезенные Козырем три с лишним миллиона рублей – на потом, на похороны себе, – примеряла у мутноватого, треснувшего давно уже зеркала золотую цепочку с крестиком – все, что осталось от сокровищ Ивана Федоровича Гребова. Она улыбалась чему‑то своему, а по щекам катились скупые старческие слезы. Чего – невысказанного счастья, благодарности или ностальгии по давным‑давно прошедшей молодости? Этого никто никогда не узнает – бабушка не скажет.
Услышав звук подъехавшей машины, Гек выскочил на крыльцо.
– Вот это сюрприз! Вы что, ясновидящие? Я ведь только что в тридцатый раз звонил!
– Ну и как – ответили? – поинтересовался Козырь.
– Пока нет.
– Ты лучше вообще выбрось из головы этот номер, – посоветовал Федя, – а то там такие бяки могут ответить... В общем, мы там больше не живем.
– Что‑то случилось? – спросила Женя.
– Не то слово! – Санька и Федя принялись здесь же, у крыльца, рассказывать про свои двухдневные приключения, умолчав, естественно, о ночном эротическом шоу. Но восхищаться «амазонками» никто не мешал, более того – встав в позу, Женя торжественным шепотом заявила, что все они – ее подруги.
– И Кира, и Лада? – принялся уточнять наивный Федя.
– Они – в первую очередь, – подтвердила Женя и спросила с подозрением: – А почему это вы их так выделяете?
Вконец смутившийся Федя начал лепетать что‑то о заржавевшей футорке, но его выручил Козырь.
– Да потому что они там за главных у них – вот почему. Вы лучше скажите: место в этом доме найдется, чтобы выспаться почеловечески, или опять придется в машине кемарить?
– Найдется, – успокоил его Гек, – не наверху, так внизу обоснуетесь, у Паши. Отсыпайтесь, а завтра – снова в дорогу. Поедем в одно место. Красивое, говорят, но гадючье, так что нужно быть готовыми ко всему.
– А нам что, привыкать? – подмигнул ему Федя. – Покурим вот и пойдем в ваш плацкартный.
– Куда? – удивился Гек.
– Ну, верхние и нижние места в плацкарте бывают, не купейный же вагон у вас, тем более – не СВ, – засмеялся Федя. Остальные поддержали шутку.
– Женя, прочти что‑нибудь на сон грядущий, – попросил Гек.
– Это стихотворение я придумала сегодня вечером, – сказала Женя, вглядываясь в ночное звездное небо, и начала декламировать:
Все сроки вышли, а тебя все нет,
И ночью сон – не сон, а бред – не бред.
– Ну отзовись! – молю ночами небо.
– Ну передай хоть маленький привет!
В виски набатом бьют колокола,
Разлука между нами пролегла,
Десяток лет, а для любви – столетье.
Эх, если бы я столько ждать могла!
Ни пламя догорающей свечи,
Ни звезды уходящей в свет ночи
Письма к тебе ни строчки не подскажут.
Все, как живое – дышит, но молчит.
Ну как в бумагу душу мне вложить –
Избитых слов архив разворошить?
Ведь словарей любви не существует,
И мне самой судьбу свою вершить.
Любовь в конверте, запертом на клей,
Домчит к тебе созвездье Водолей.
Поведала луне и небосводу:
– Ты для меня всех краше и милей !
Боготворю любовью неземной,
Кричу тебе: – Приди и будь со мной!
...Но, может быть, меня ты не услышишь
За чьей‑то заслонившей мир спиной?
Читать дальше