Александр Граков - Охота на крутых

– Что ж, прощай, кореш!

– Я тебе дам – прощай! – заорал в бешенстве Санька. – А где я жить буду, ты подумал, твою в бога душу мать! А женить меня кто обещал? – он с остервенением ухватил кусок троса, подбежал к краю ямы и, не обращая внимания на оползень, метнул его, целясь ниже Феди. Попал. И дружок, проползая, ухватился в него мертвой хваткой и... пополз ниже, увлекая за собой Козыря.

– Говорил дурню – беги, а теперь вот вместе!... вниз! – с усилием выговорил он.

– А на хера мне жить, если ты на моих глазах скопытнешься?!

Падение вдруг замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Все кончилось, что ли? Федя глянул вниз и вздрогнул от радости: дойдя до отверстия‑провала, «Таврия» на несколько мгновений перекрыла его своим корпусом...

– Беги, Феденька! – отчаянно заорал Козырь, поняв тоже, что Судьба дает им один‑единственный шанс. Тот, которого иные ждут всю жизнь и умирают, так и не дождавшись... Увидев, что Змей, перехватываясь по тросу руками, оказался рядом, он вместе с ним одним броском вырвался из зоны обвала и покатился по земле дальше, дальше от этой черной дыры в никуда, хохоча истерично, обращаясь неизвестно к кому:

– Что, лидеры, взяли?! Нас просто так не поджаришь!

Рядом молча, переживая недавний шок, лежал Федя Змей... Полежав, огляделись – иномарка будто бы и не стояла всего пять минут назад рядом с ними.

– Смылись, курвы! А платить кто будет?! – заорал Козырь дрожащим голосом. Он вскочил, подбежал к тому месту, где недавно разговаривал с «белыми перчатками» и... поперхнулся последним матюком – на месте машины лежала пачка пятидесятитысячных – точный близнец той – на диван‑кровати. Позади них глухо ухнуло. Они обернулись – «Таврии» не было, а земля пополам с породой медленно успокаивалась, застывая в неподвижности. И лишь прожорливая черная пасть шурфа напоминала о том, что могло произойти!

– Пошли отсюда! – Козырь, подобрав деньги, тянул Федю к трассе, проходящей километрах в двух от старого поселка. Вышли на нее и стали, поджидая рейсовый автобус. Федя еще трясущимися руками выудил из кармана пачку «Кэмела», чиркнул зажигалкой и... выронил и то и другое – так ахнуло за спиной. Вздрогнув, оба оглянулись: над шурфом стоял огромный черный столб, образуя вверху грибообразное облако. Они переглянулись.

– «Дипломат?» – спросил Санька.

– И «Таврия»! – уточнил Федя, все же прикуривая... В высоком голубом небе пробивалась уже кое‑где седина – признак осени. Но жаворонки над покрытой ковылем, полынью и бессмертником степью заливались еще по‑летнему радостно и беззаботно.

– Хорошо жить! – толкнул Змей в бок напарника.

– А хорошо жить, как говаривал Никулин в известной комедии, еще лучше! – Козырь, засмеявшись облегченно, подбросил на руке пачку денег и вдруг ринулся к другу, повалил его на траву, растущую у обочины, и принялся тыкать в нее носом Федину физиономию.

– Вот тебе, вот тебе! Бросить меня, гад, захотел?!

Змей не сопротивлялся – сегодня сила была на стороне тщедушного Козыря.

Приехав домой, Федя первым делом послал Саньку в близлежащий «Гастроном» за покупками согласно составленному ими в автобусе списку, а сам метнулся к участковому, управдому, в паспортный стол – благо все было рядом, под рукой. И когда Козырь вполз в квартиру, до отказа загруженный пакетами, свертками и позвякивающей стеклотарой сумкой, он торжественно сунул ему под нос картонную книжицу.

– Вот!!

Санька, угадав свой паспорт, враз забеспокоился.

– Участковый навещал?!

– Я сам к нему ходил! – засмеялся Федя. – Прописал тебя в этой квартире! Да еще задним числом, четырехгодичной давности. Оказывается, никаких проблем – сунул двести тысяч – и ты, Сань, живешь со мной четыре года. Ну, врубился?!

Санька Козырь никогда в жизни не имел собственного жилища. Даже женившись, три года прожил в примаках у тещи, откуда его благополучно и спровадили после очередного запоя. И поэтому в вопросах жилплощади разбирался, как кот в апельсинах.

– Ну, живу – спасибо, что не гонишь! – поблагодарил он Федю, раскладывая на кухне принесенную снедь.

– Дурень! После четырех лет совместного проживания на одной площади ты имеешь полное право на часть ее. Родственников у меня не осталось, так что в случае моей смерти ты можешь спокойно пользоваться жилплощадью. На всякий пожарный я тебе и дарственную составил. Во, гляди!

– А ты что, помирать собрался? – покосился на него Санька, разглядывая подсунутую бумажку.