Сергей Зверев - Гавайская петля

Павел уже не помнил, сколько дней провел в этом рыбацком плену. Возможно, три дня. Или неделю. Он уже вставал, болтался мертвой зыбью по сараю. В дом его не пускали. И это правильно. Временами раздавались голоса посторонних, гавкала собака. В дом входили какие-то люди, явно не имеющие отношения к семье Амун. А в семье, похоже, не было никого – кроме нее и брата. Трудно представить причину, почему, помимо этих двоих, никто не заходил в сарай.

Она пришла к нему и следующей ночью. Павел уже накопил немного сил, был способен на элементарные физические действия. После «упражнений» они разговаривали – Туманов на своем языке, Амун на своем. За все эти дни он не выучил ни единого слова, но слушал ее внимательно, кивал в ответ. На следующее утро почувствовал себя настолько хорошо, что вышел из сарая, добрался до дома, хотел в него войти. Но, шипя, как гадюка, отчаянно жестикулируя, выскочил мальчонка, из-под свай выбралась собака, оба потащили его обратно в сарай. Потом пришла Амун и стала строго что-то внушать. Туманов миролюбиво поднял руки – все понимаю, я тут человек второго сорта, простая сексуальная игрушка. По деревне кто-то разъезжал на машине, ругались люди. Ночью Амун прорвало – трещала без остановки. Тревожные нотки прорезали повествование, и он вместе с ней чувствовал беспокойство. Она четырнадцать раз произнесла слово «Хава». Как видно, неспроста. А потом смотрела на него жалобными глазами – словно умоляла, чтобы он ее опроверг.

– Понимаю, Амун, – бормотал Туманов. – Прихвостни Крэйга не могут понять, куда подевалось мое тело. Я не должен был упасть в море. Машина на суше, а я где? А если бы упал, меня бы прибило к берегу. Возможно, высадили «следственную группу» и кто-то наблюдательный заметил следы, ведущие в поселок… Хорошо, Амун, я к утру уйду, не хочу, чтобы у вас с братцем были неприятности. Уж разберусь со своими делами…

Он только уснул, как она его разбудила легкими покачиваниями. На часах, прошедших через все катаклизмы, была полночь. Девушка шептала что-то, тянула его с лежанки. Туманов не мог понять, чего она хочет, но слушался – дурного эта девушка ему не сделает. Знаком приказала одеться – он оделся. Выскользнули из сарая – пацаненок их уже дожидался, зашипел что-то сестре. Пригнувшись, пробежали по канаве – мимо длинных построек на сваях, мимо ржавого баркаса, доживающего свой век на суше. Ночь была безлунной, в поселке ни огонька. Шторм затих, лишь легкие волны почти беззвучно накатывались на берег. Идеальное время для темных делишек. Три фигуры крались по причалу. У мостков было пришвартовано несколько суденышек. Амун потянула к крайнему – широкой плоскодонке с мотором. Он начал соображать – предлагалось совершить одиночное плавание по морю. В принципе, несложно, остров Хава где-то на западе. Он такой большой, что проплыть невозможно. И неважно, чья это лодка. Соседа, местного вождя, сторонника «партии» Крэйга, проживающего в рыбацкой деревне. Амун лихорадочно жестикулировала – все в порядке с мотором, бензин есть, плыви, не стой тут… Мальчишка подпрыгивал от нетерпения. Туманов обнял Амун – растроганный, расчувствовавшийся, сердце сжалось. Она прильнула к нему, гладила ладошкой по лицу, терлась носом. Он обнял и парнишку – тот отмахнулся, дескать, проваливай. Глотая ком в горле, Павел перелез в неустойчивую лодку, отвязал канат, примотанный к свае, смотрел, как две тени убегают по пирсу, а одна из теней, та, что повыше, постоянно оглядывается…

Он выждал несколько минут. Они уже дома, можно заводить. Странное дело: лодка – развалюха, а мотор почти новый, заводится нажатием кнопки. Туманов запустил его с первой попытки – двигатель заработал ровно, без треска. Павел оттолкнулся обеими руками от сваи, сел за руль на скрипящую банку, взял курс на северо-запад…

Не хотел отпускать его остров Патикай. В паре кабельтовых от берега усилилось волнение, лодку закачало. Туманов сменил направление и направил бак прямо на волну. А за волной попал в какую-то мертвую зыбь, она затягивала, он выбирался из нее с трудом – метр за метром. Лодка уходила от острова – словно двигалась на резиновом поводке. На причале рыбацкого поселка вспыхнули огни, Павел слышал крики – хозяин обнаружил пропажу своего плавучего средства. Туманов молился, чтобы не было погони. Бог опять услышал молитву – а возможно, его просто не видели с берега. Зыбь осталась за кормой, он повернул лодку на запад. Остров таял в ночной дымке, растворялся в непрозрачной хмари вулкан, горные отроги, расплывались джунгли, нахлобученные на остров, точно шапка. Туманов отвернулся, простился с прошлым, теперь смотрел только вперед. Он проплыл мимо цепочки пальмовых островов и снова оказался в открытом море. Несколько раз то слева, то справа возникали огни – не спалось кому-то в ночь глухую. Но траектории этих судов с его траекторией не пересекались. Впрочем, однажды пересеклись. Судно шло по траверсу. Павел решил не искушать судьбу. Заглушил мотор, лег на банку, качался на волнах, как на качелях, меланхолично смотрел на затянутое легкими облачками небо. Судно ушло, он завел мотор, продолжил плавание.