Станислав Гагарин - Страшный суд

За отправную точку отсчета ученый, повторяю, берет Природу, вычисляет ломехузовпо двоякому к ней отношению.

С одной стороны, человек признает себя частью Природы, пусть верхним, но лишь звеном всего Живого на планете, не противопоставляет себя братьям меньшим и убивает их лишь только для того, чтобы насытиться или защитить себя, отстоять право на воспроизводство рода, а когда умирает, то отдает бренные останки на пищу растениям и червям, возвращаетсяв Природу.

Это все мы с вами, нормальные люди, исповедующие добро, именно о нас, как я полагаю, заботятся Зодчие Мира.

С другой стороны, приверженцы зла, попавшие под воздействие ломехузов,противопоставляют себя Природе, в которой видят сферу страданий. При этом они обязаны включить в отвергаемую ими сферу Живого и собственное тело, от которого необходимо освободить «душу», иначе говоря — сознание.

Пути для этого предлагались разные, говорит Гумилев, но принцип был всегда один — отрицание мира как источника зла.

— Примечательно, что те народы или общины, которые принимали ломехузныевзгляды — манихейство, маздакизм и исмаилизм в Персии, катаризм во Франции, богумильство в Болгарии и павликианство в Малой Азии — быстро теряли приверженцев, но с ними заодно и собственные славу, культуру и независимость, — уверенно проговорил Олег.

— Каким же вирусом заразили российский суперэтнос современные ломехузы? — настойчиво спросил я князя.

Он ведь не какой-нибудь там политолог-футуролог из фонда стратегического вредительства России, он — Вещий, ему и карты в руки.

— Интересное кино, — насмешливо протянул князь Олег. — Товарищ «Вторжение» и «Вечного Жида» написал, пророческие, понимаешь, романы, а спрашивает малограмотного язычника-варвара, жившего тысячу с лишним лет назад и умеющего разве что щиты на ворота прибивать…

— Не скромничайте, князь, — сказал Папа Стив гостю. — Не то я поищу ответ у Гумилева…

— Правильное решение, — согласился Вещий Олег. — Ведь что говорит консультант Зодчих Мира? Он говорит о том, что несмотря на реальную угрозу потери собственного лица нации, вообще физической ее гибели, злобное, античеловеческое учение мироотрицания «вспыхивало в другом месте с новой силой, снова проповедывало «религию света» и опять оставляло после себя трупы и объятое тьмой пепелище». Конец цитаты.

— «…и опять оставляло после себя трупы и объятое тьмой пепелище», — медленно, как заупокойную молитву, четко выговаривая каждое слово, повторил я процитированные Вещим Олегом слова Гумилева.

— ЛомехузныйЗапад подверг нас, россиян, точнее избранную, тщательно отсепарированную его профессионалами, спецами психологической войны, часть партийной верхушки, безродных обновленцевиз среды творческой и технической интеллигенции, государственных чиновников-бюрократов, испытанию роскошью.

Выдержать этой пытки нищие духом не сумели… Старо, как мир, партайгеноссе сочинитель.

А трупы и пепелища не замедлили возникнуть вслед за появлением в России собственных катаров, манихеев и богумилов. Теперь это называлось «новое мышление», «общечеловеческие ценности», «демократия», «плюрализм».

Одним словом — перестройка.Грандиозная акция ЦРУ, как назвал горбачевскую подлянку старик Каганович.

И с точки зрения левых,назовем их так, радикалов гибельный для России результат прямо-таки желателен. Ведь через смерть страдания живых существ, я опять цитирую Гумилева, будут прекращены, чего же лучше… Но откуда проповедники многочисленных и разнообразных антисистембрали — и будут брать! — энергию для этих страшных свершений?

Очевидно, ломехузыбыли и есть столь же одержимы, как и сторонники положительного, добрых систем. Только первые пассионарны отрицательно.

— Но за счет чего бралась эта одержимость? — спросил Станислав Гагарин.

— Ответ вы опять найдете у того же Гумилева и в собственном романе «Вторжение», — усмехнулся Олег. — Предполагаю, что поклонники вашего творчества, Станислав Семенович, роман уже прочли, а «Древнюю Русь и Великую Степь» добыть не сумели, да и на книжном рынке вещи эти дороже вашего романа в пять раз… Поэтому не стесняйтесь и приводите здесь, в «Страшном Суде», цитату покрупнее. Льву Николаевичу на Том Свете будет приятно, и читатель проникнется осознанием того, какая страшная вещь — антисистема.