Джордж Бейкер: Тюряга

— Нет, Фрэнк, — покачала головой Розмари. — Я хочу жить с тобой, не таясь. И потом здесь, во Флинте, твоя мать, твои друзья. Здесь же и мои родители. И еще — ты же должен доказать им, что ты честный человек. Что напишут о тебе журналисты, которые помогли тебе тогда, когда твой отец…

— Ты права, — сказал Фрэнк. — Конечно, ты права.

— Мы ждали полтора года. Неужели мы не потерпим еще всего шесть месяцев?

Солнце уже садилось, когда они выбежали из подъезда.

— Вытри помаду на щеке, — сказала ему на бегу Розмари.

В гараже горел свет.

— Том, дружище! — воскликнул Фрэнк, замечая долговязую, слегка сутулую фигуру, неподвижно стоящую в дверях.

— О, черт! — воскликнул Том, поднимая длинные руки и устремляясь навстречу Фрэнку. — Леоне, куда ты пропал? Я здесь с часа дня околачиваюсь. Твоя мать сказала, что сначала ты зайдешь в гараж.

— Привет, Том, — сказала Розмари, глядя, как Том обнимает широкую спину Фрэнка. — Извини, но нам уже нужно ехать…

— Розмари, погоди, — сказал Фрэнк, оборачиваясь. — Нам же нужно решить, что делать с этим проклятым «плимутом».

— Фрэнк, если мы опоздаем, — ответила девушка, — то в следующем месяце у тебя не будет увольнения.

— Ладно, Фрэнк, — сказал Том, — я и этот старенький «плимут» как-нибудь уж перетерпим.

Он разомкнул объятия и подтолкнул Леоне своими длинными руками к автомобилю Розмари.

Уже опустились сумерки, и на вышке у ворот тюрьмы включили прожектора, когда они подъехали. Последний поцелуй в машине был долог и все не хотел кончаться. Как будто в этом касании губ они проживали всю свою жизнь, да это и не было просто касанием губ, в этом последнем поцелуе сливались не только их тела, но и их души. Разлука, уже отнимающая их друг от друга, только усиливала влечение. Неумолимая реальность заставила их разомкнуть объятия.

— Время браться за работу, — невесело усмехнулся Фрэнк.

Он открыл дверь и медленно стал вылезать из машины, чтобы отрезать своим чувствам путь к отступлению, чтобы тело и дух совершили наконец свою холодную мужскую работу под названием «надо» вопреки тому пламенному «хочу», о котором кричит душ;

Он захлопнул за собой дверь и наклонился к окну. Глаза Розмари были полны слез. Он хотел уже сказать последние слова прощания, как вдруг она вздрогнула и стала лихорадочно рыться в своей сумочке.

— Подожди, подожди… — повторяла она.

Фрэнк посмотрел на часы, еще минута и он лишится следующего увольнения. Еще минута, а ведь надо еще успеть добежать до проходной.

— Вот, — сказала наконец Розмари, доставая из сумки какую-то цепочку.

— Что это? — спросил ОН.

— Это должно принести тебе удачу.

Она протянула ему маленький крестик на посеребренной цепочке.

— Ты ведь крещеный? — спросила она.

— Да, — ответил Фрэнк.

— Господь поможет тебе. Вчера я молилась над твоим талисманом весь день.

— Он принесет мне удачу, — сказал Фрэнк. — Прощай!

В два прыжка он преодолел расстояние, отделяющее его от ворот тюрьмы. На тюремных часах било ровно семь, когда Уоллес ставил в журнал отметку о его возвращении.

— Ты точен, как в аптеке, — сказал, приветливо улыбаясь ему, Уоллес.

Но зуммер с контрольного пункта и ярко вспыхивающая красная лампочка все же недвусмысленно напоминали Леоне, что теперь он уже находится не в кругу близких, родных и друзей. Уоллес вышел из-за стойки и тщательно обыскал заключенного Леоне.

— Ну как, — спрашивал, обыскивая его, Уоллес. — В четыре смотрел игру по ящику?

— Нет, я пропустил, — отвечал нехотя Фрэнк, поднимая руки, чтобы надзирателю было удобнее обыскивать его.

— Повернись. Фрэнк повернулся.

— Зря ты пропустил, — обхлопывал своими маленькими ладошками его голубые джинсы Уоллес. — Это была потрясающая игра.

— М-м-м… — пробурчал Леоне.

— Готов поклясться, — усмехнулся Уоллес, — что у тебя было более занимательная игра.

— Ну еще бы, — рассеянно ответил ему Леоне, лишь бы отбрехаться.

— А теперь тебе придется забыть про это, — засмеялся Уоллес, глядя на его отсутствующее выражение лица.

— Да опять проблема у меня с автомобилем. Не знаю, что с ним делать, с этим чертовым «плимутом», — попытался увести разговор в сторону Леоне, почувствовав, что Уоллес догадывается, в чем причина его печали.

— У тебя, наверное, в бензобаке вода, — сказал Уоллес. — Открой рот.

Он посмотрел, не проносит ли чего Фрэнк во рту. Шмон — есть шмон.

— Снимай свитер, — сказал, подходя к Фрэнку, сержант Уинфилд. — Я тебе чудесную рубашечку приготовил.