Георгий Ланской - Пуля

Тут мои глаза наткнулись на новенькую вывеску, приятно радующую глаз ладным дизайном. На ней кручеными буквами было выведено: компьютерный клуб "Глубина". Я приостановился. О существовании этого клуба я знал только теоретически. Он располагался в той части города, где мне приходилось бывать крайне редко, так что в этот клуб я никогда не заглядывал. Меня там не должны были знать. Это хорошо. Я целую вечность не просматривал электронную почту.

Клуб, к счастью, работал круглосуточно. Народу в столь ранний час было немного. За дальним столиком отчаянно зевал администратор, потягивая не то чай, не то кофе. Двое подростков с осоловелыми глазами резались в какую-то стрелялку по сети, обмениваясь приглушенными возгласами. Я сел в угол, подключился к сети и вышел на свои ящики, разбросанные на разных серверах. Ящик на Рамблере был забит рассылками. Недолго думая, я удалил все. Не до просмотра новинок мне было сейчас. А вот на Майл. ру было много интересного.

Прежде всего, я обратил внимание на знакомый адрес моего постоянного заказчика. От него пришло аж восемь писем примерно с одинаковым содержанием. Мой шеф беспокоился из-за моего молчания, спрашивал все ли в порядке со здоровьем. Недолго думая, я написал ответ, что перенес серьезную операцию и еще какое-то время буду недееспособен. Шефа можно было не опасаться. Выйти на него люди Захарова не могли. Офис Интернет-компании находился в Москве. Мой начальник ни разу не видел меня в глаза, кроме номера счета, ИНН и моего имени ничего не знал.

Пять писем были от смутно знакомого адресата. Shmel@mail.ru когда-то с этого ящика я получал письма и что-то делал, но вспомнить так и не смог, посему я раскрыл первое письмо.

"Я слишком много знаю", — гласило оно. Я нервно оглянулся. Администратор уже похрапывал, мальчишки по-прежнему изощрялись в искусстве убивать. Я открыл второе письмо.

"Я слишком много знаю".

Третье:

"Я слишком много знаю".

Четвертое:

"Я слишком много знаю".

Мои пальцы стали мокрыми и холодными. Я почувствовал, как по щеке стекает капля пота. Рубашка прилипла к спине. Это был страх человека, впервые вышедшего на люди без одежды. Мне показалось, что мальчишки перестали играть и, подойдя сзади, читают мои письма. Я обернулся. В салоне все было без изменений. Я открыл пятое письмо.

"Я слишком много знаю. Я молчу и боюсь за тебя. Позвони. Шмель"

Следующее письмо было датировано сегодняшним утром, оно пришло на мой ящик за час до того, как я вошел в компьютерный клуб. Я облизнул губы и открыл последнее письмо от некоего Стрелка. Адрес был мне неизвестен, но из коротенькой записочки было ясно, что пишет мне Дрюня.

"Приходил Шмель, задавал вопросы. Я молчу в тряпочку, но он знает, что ты жив. Кажется, он видел тебя на улице. Я заходил к тебе и вывез барахло. Оно на моей даче в нашей душилке".

Душилкой Дрюня называл сооружение, в котором предполагалось сделать душевую. Однако в дальнейшем выяснилось, что оп непонятной причине, мыться там невозможно. В тесной каморке стояла невыносимая вонь какой-то пакости. Дрюня предполагал, что прежде на месте его дачи закапывали больных ящуром коров, я же склонялся к версии захоронения токсичных отходов из Чернобыля. Душилку предназначили для хранения всякого хлама, который было жаль выбрасывать. Найти там было можно все что угодно, от старого штакетника и черенков от лопат, до гаубицы средних размеров, так как иногда Дрюня прятал туда оружие.

Я отключился от Интернета и, расплатившись с администратором, вышел на улицу. На свежем воздухе мне заметно полегчало. Купив в ларьке бутылку пива, я уселся на лавочку подальше от прохожих и принялся размышлять.

Ох, убил бы за эти театральные эффекты… Шмель был таким же армейским товарищем, как и Дрюня, только в отличие от последнего был моим одногодкой. Шмель не попал в Чечню, отсидевшись в ротных писарях. Патриотизма в нем было ни на грош, что он охотно демонстрировал направо и налево. В бригаде, тем не менее, его уважали и даже слегка побаивались, несмотря на то, что он совершенно не умел подтягиваться, отжиматься и быстро бегать. Никита Шмелев прославился в бригаде тем, что умел немного гадать по руке, заговаривать гноящиеся болячки, останавливать кровь легким прикосновением пальцев, а также сводить бородавки и лечить детские испуги, чем с удовольствием пользовались все бригадные семейные офицеры.

Со Шмелем мы даже подружились. В отличие от большинства моих сослуживцев, у Шмеля были мозги. С ним было приятно разговаривать и не только. Я вспомнил, как однажды мы со Шмелем отправились в самоволку, через наш бригадный свинарник. Возвращались мы нагруженные водкой, и попали на почти настоящую свадьбу. К нашим свинарям пришли девчонки самой страхолюдской внешности. Они частенько захаживали в гости весело провести время. Подсобное хозяйство бригады стояло на отшибе, ограждения там почти не было, чем пользовались все, кому не лень.