Владимир Гриньков - Министерство мокрых дел

Вы бы много наработали, если бы в помещении, в котором вы находитесь, была устроена засада? Я придумал для себя причину покинуть офис. Николай остался нести службу. Я почти на сто процентов был уверен в том, что он потратит время впустую, но не хотел расстраивать своего неулыбчивого знакомого.

До обеденного перерыва Толик так и не появился. Я вошел в офис и обнаружил там сидящего в одиночестве порядком заскучавшего Николая.

– Не появился? – участливо осведомился я.

– Нет.

– Сочувствую.

– Вас просил позвонить Мартынов.

Я позвонил. К сожалению, Мартынов был на месте. К сожалению потому, что он был взбешен и кипел так, что в далекой Арктике, наверное, началось таяние льдов.

– Ты решил с прокуратурой потягаться? Про свои розыгрыши на время забудь, тут дело серьезное!

– Что случилось? – изобразил я кротость.

– Где этот твой составитель некрологов?

– Я и сам его жду с нетерпением! – воспылал я благородным гневом. – Хочу поквитаться с мерзавцем!

– Не юродствуй!

– Да как вы могли подумать! – вознегодовал я.

– Женя! – поумерил пыл Мартынов. – Отдай нам его!

Он говорил, как злодей в одном известном фильме. Я хотел ответить: «Не дождетесь!», но не мог этого сделать.

– Ваши люди здесь, – сказал я. – Все готово к встрече. И как только тот молодец появится…

– Ты предупредил его, да?

– Еще чего! – отверг я гнусные инсинуации.

– Почему же он не вышел на работу?

– Здесь не его работа. Он числится в каком-то рекламном агентстве. Я даже не знаю, в каком именно. А к нам прибился из любви к телевидению. На общественных началах, так сказать.

– Телефон!

– Что – телефон? – изобразил я тугодумие.

– Телефон его дай! Рабочий, домашний.

– Чего не знаю, того не знаю.

Я услышал, как он шумно вздохнул. Злился на меня, наверное. Я надеялся, что это ненадолго.

– Как работа? – попытался я перевести разговор на другое. – Про Жихарева никаких вестей?

– Бегает твой Жихарев, – буркнул Мартынов. – Где-нибудь под пальмами.

– Значит, все-таки за границей?

– Где же ему еще быть.

– А Шмыгова нашли?

– Какого Шмыгова?

– Товарища его по институту. Того, что из преступной группировки. Про которого вы сейчас всех спрашиваете. Я в курсе.

– Кто спрашивает? – раздельно произнес Мартынов.

– Вы, – не очень уверенно ответил я. – Или из милиции кто-то.

– От кого ты это слышал? Когда? Что за новости?

И я понял, что никакая милиция Шмыговым не интересовалась. И прокуратура тоже. Иначе не был бы сейчас у Мартынова такой удивленный голос.

Боярковы пригласили меня в гости. Инициатива исходила от Антона, Ольге мысль усадить меня за семейный стол и в голову бы не пришла. Мне казалось, что у нас с нею начинается жизнь, которой она жила с Жихаревым. Буйство любви и одновременно монашеская смиренность в рамках семьи при полном умолчании о той, второй, богатой событиями жизни. Ольга старательно вымарывала любое упоминание обо мне в их с мужем вечерних разговорах за ужином, но Боярков о нашем с ним нечаянном знакомстве помнил и был не против нашу встречу повторить. Ему, кажется, льстило знакомство со мной.

Я приехал к ним, не придумав причины отказаться. Антон излучал радость и с чувством жал мне руку. Ольга стояла подле него, улыбаясь приветливо и несколько настороженно. Взглядом я пообещал ей полное отсутствие неожиданностей.

– Оленька, собирай на стол, – проворковал Антон, препровождая меня в комнату с явным намерением занять разговором.

Он явно ощущал себя главой семьи, хозяином и повелителем близлежащих окрестностей. С достоинством справился о моих делах, поведал о собственной работе, причем, по нему было видно – гордится. Он казался мне актером, играющим одну и ту же давным-давно затверженную роль. Если бы не его самолюбование, ко всему этому можно было бы относиться без иронии – каждому человеку небезразлична его собственная судьба. Но не до такой же степени…

Появляясь в комнате то с одним блюдом, то с другим, Ольга вслушивалась в обрывки мужниных фраз, и мне казалось, что она едва заметно улыбается. Этот треп она слышала на протяжении многих лет, привыкла к нему и относилась со снисхождением, как обычно относятся женщины к рассуждениям своих подрастающих детей и в той же степени к рассуждениям собственных мужей, с которыми прожили десять и более лет.

Иногда мы с Ольгой встречались взглядами и тайком улыбались друг другу. У нас была общая тайна, одна на двоих. Антон здесь был третьим лишним.