Владимир Гриньков - Пирамида баксов

– В общем, да, – признался я, понимая, что скрыть от нее что-либо абсолютно невозможно.

– По работе? – спросила она участливо.

Для нее неприятности существовали только в двух координатах: работа и семья. Там могут быть проблемы. И как этой многодетной маме, ничего в этой жизни не видящей, кроме забот о своих тридцати сорванцах, как ей объяснить, что я залез в такие дебри, которые к моей работе не имеют ни малейшего отношения, а уж к моей семье, которой у меня к тому же и нет, и подавно.

– Не совсем по работе, – ответил я неопределенно.

– Да ты ешь, Мария! – сказал хмуро Демин.

Так женщине дают понять, что не ее ума это дело. Мария не обиделась, просто не обратила внимания.

– Жизни без проблем не бывает, – сказал она мне. – Надо только перетерпеть. Дождаться, пока неприятности пройдут сами собой, а потом и вовсе забудутся.

– У меня сейчас так не получится, чтоб сами собой, – признался я. – Придется побороться.

– С кем?

– С врагами своими, – ответил я. – Они просто так не отступятся. Тут весь вопрос – кто кого?

– Ну вы-то как думаете? – спросила она с надеждой и верой в меня.

– Конечно, я их сделаю, – не стал я ее разубеждать. – Потому что у меня козыри против них. А они об этом не знают. Так что дайте срок, врежем им так, что только пух и перья полетят!

Мне очень хотелось ее успокоить. Чтобы она за меня не переживала, чтобы знала, что победа будет за нами. Кажется, мне это удалось.

– У вас все получится! – убежденно сказала мне Мария. – Вот увидите!

Я согласно кивнул.

– Да вы ешьте, Евгений Иванович! – спохватилась Мария. – А то совсем я вас своими расспросами отвлекла!

– Ты сама-то чего не ешь? – все так же хмуро спросил у нее Демин.

Он очень хотел, чтобы Мария переключилась на что-либо другое.

– Я не могу так, Илюшенька, – виновато сказала Мария. – Я то с вами за столом, то с ребятишками – ну что же мне теперь, и с ними, и с вами кушать?

Я стоял у распахнутого окна комнаты и с высоты второго этажа наблюдал за происходящим во дворе дома. Там два десятка ребятишек играли в прятки. Один, водящий, отворачивался к забору и громко считал до десяти. Остальные в это время прятались. Все они, спрятавшиеся, были у меня как на ладони, я видел их сверху. Это всегда чертовски увлекательное занятие – наблюдать.

Меня отвлек Мартынов. Он не желал растрачивать время попусту. Он хотел действовать, он рвался в бой.

– Женя, – сказал он мне, – садись за стол и пиши! Ты должен зафиксировать на бумаге всю историю своих отношений с Аней Косиновой – это раз. Все, что она рассказывала тебе о пирамиде, – это два. Все, что тебе рассказывала эта знакомая погибшего… Как ее зовут?

– Елизавета Ивановна.

– Да, Елизавета Ивановна – это три. Мельчайшие подробности, каждый вопрос, каждый ответ – все, что происходило и произносилось, должно быть изложено точно и ясно.

– Чтобы точно и ясно – так сейчас не получится, – нетрезво засмеялся я. – Нам надо было или водку не пить, или протоколы писать до того, как пить начнем. Ну какой из меня сейчас писатель, сами посудите!

Мартынов наконец обнаружил мое нерабочее состояние и очень от этого расстроился, как мне показалось.

– Евгений! – сказал он с досадой, которую даже не пытался скрыть. – Дело прежде всего!

– Но я не могу! – взмолился я. – Я сегодня так перепсиховал, со мной сегодня столько всякого разного случилось, что теперь у меня реакция торможения пошла. Я расклеился. У меня все валится из рук. Я ничего не хочу. Я хочу только, чтобы меня оставили в покое хотя бы на несколько часов. Потому что день для меня начался с сообщения о том, что меня хотят убить. Потом я своими глазами увидел убитых. Потом драпал из Москвы и все ждал, когда нас наконец догонят и тоже убьют. Потом здесь пил водку, заливал свой страх. И вы хотите, чтобы я после всего этого какими-то там бумажками занимался? Хорошо! Но не сейчас! Вечером!

Мартынов вздохнул.

– Договорились, – сказал он. – Сейчас отдыхай, но потом всю ночь до утра будешь сидеть и строчить показания. Я с тебя не слезу, пока ты этого не сделаешь. Завтра утром я должен поехать в Москву, уже имея на руках твои показания.

Потом приехала Светка. Она зашла к нам в комнату, а я был в таком состоянии, что даже не сразу ее заметил, просто обнаружил вдруг ее присутствие.

– Женя, я хочу с тобой поговорить!

– Говори.

– Не здесь!

– О! – сказал я. – Я совершенно нетранспортабелен!

– Это важно! – сказала она. – Ты же еще ничего не знаешь!