Владимир Гриньков - Приснись мне, убийца

Но Козлов разбуянился, и водитель остановил автобус.

Козлов выпрыгнул на пыльный асфальт и торопливым шагом направился к молочному магазину, но, не доходя до него, будто чего-то испугавшись, перешел на другую сторону улицы. Он прошел мимо серого дома, поглядывая на него настороженно. Двери подъездов выходили на эту сторону, но Козлов почему-то знал, что эти двери заперты и в подъезд можно попасть только со стороны двора, там тоже есть вход. Еще он знал, что в этом дворе есть детская площадка и стол, за которым проводят время местные фанаты домино. У него эта картина стояла прямо перед глазами, и он был немало удивлен своим знанием, потому что в том дворе не бывал ни разу.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы перейти через улицу и приблизиться к серому дому. Он хотел бы малодушно убежать отсюда, но непослушные ноги сами несли его вперед. Он обогнул угол и действительно увидел детскую площадку – именно такую, какой он себе ее представлял пару минут назад. И стол для доминошников тоже был. Два нетрезвых мужика сидели за этим столом, а перед ними стояла початая бутылка вина.

Козлов все здесь знал и знал, куда идти дальше, но ужас в нем все рос и, казалось, заполнил все клетки. Козлов, все еще не решаясь войти в подъезд, подошел к столу и тяжело опустился на лавку. Мужики сделали вид, что не заметили его появления.

Двор был засажен деревьями. Тень и прохлада. Отличное место. Хорошо здесь жить.

– Будешь? – спросил один из мужиков и придвинул к Козлову стакан с вином.

Решили поделиться. Пришел, сидит и молчит. Понятное дело: не уйдет, пока не угостят.

– Нет, – сказал Козлов.

Поднялся и поспешно направился к подъезду. Подъездов было три. Он шел к среднему. Знал, что именно здесь.

Открыл дверь, она распахнулась со скрипом – и даже этот скрип ему был знаком. Вошел, отпустил ручку двери и взглянул на ладонь – она была мокрой от внезапно выступившего пота. И сердце колотилось уже совсем бешено. Он сейчас боялся, что не дойдет, упадет прямо на лестнице, – так ему стало нехорошо.

Обычная пятиэтажка, без лифта. Грязная лестница, стены исписаны акселератами. Какой же этаж? Третий? Нет, четвертый. Козлов стал подниматься по лестнице. Значит, четвертый. Но он ошибся. Дверь, ту самую, он увидел на площадке третьего этажа. Старая дверь в потеках краски. Табличка с цифрой «32». И даже про эту табличку он знал. И теперь стоял, рассматривая ее широко раскрытыми глазами.

За его спиной внезапно щелкнул дверной замок. Козлов, не оборачиваясь, поспешно нажал на кнопку звонка. Он чувствовал себя мальчишкой, которого застали за неблаговидным занятием.

– Там нет никого, – сказал женский голос за его спиной.

– Что? – обернулся Козлов.

Женщине было лет сорок. Короткая прическа, глаза чуть навыкате.

– Кто вам нужен? – спросила она.

– Кто-нибудь из этой квартиры. Я с телефонной станции.

– Там нет никого, – опять сказала женщина.

– Уехали? – спросил упавшим голосом Козлов.

– Умерли.

– Все?

– Здесь старички жили, муж с женой. Муж умер, а женщину убили.

– Давно? – нашел в себе силы поинтересоваться Козлов.

– Несколько дней назад.

Он и сам знал, что старушку убили. Она погибла от удара страшной силы чугунной сковородой.

– Жаль! – пробормотал потрясенный Козлов и стал спускаться по лестнице, с каждым шагом все быстрее и быстрее, и на улицу он уже вылетел стремглав.

По улице почти бежал, но через полквартала убавил шаг, а в голове металось хаотично: «Убита! Убита!»

Ночные кошмары всегда начинались неожиданно. Козлов видел себя крадущимся в ночи, видел свои жертвы, к которым никогда не испытывал ни жалости, ни сострадания, и в конце концов просыпался в холодном поту, чтобы с радостью помилованного обнаружить, что все происходящее – лишь сон. И вдруг – случайно увиденный дом, тенистый двор, и все так нелепо и страшно совпадает – и во сне, и в жизни. Та же лестница и та же дверь.

– Что, брат, плохо?

– А?! – вскинулся Козлов.

Перед ним стоял мужчина в клетчатой рубашке и всматривался в лицо Козлова с тревогой.

– Сердце прихватило? – спросил мужчина.

Козлов ничего не ответил, пошел торопливо прочь. Он не подумал, что разумнее воспользоваться автобусом, и пошел пешком до самого своего дома. По пути все и решил. Ни на секунду здесь больше не задержится. Иначе – конец всему, он сойдет с ума.

Денег у него было совсем немного, но он не думал сейчас, на что будет жить. Хотел вырваться из города, уехать далеко, неважно куда, и это сейчас было его единственным желанием. Беспорядочно побросал в сумку вещи, не отдавая себе отчета, что ему может понадобиться, а что – нет, и опрометью выскочил из квартиры.