Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Дима, – прошептали ее губы. – Какое хорошее имя. Доброе.

Рябов понял, что она сейчас снова его поцелует, но отстраниться не успел или не захотел. Ее губы были жаркие и жадные.

– Что ты делаешь? – спросил он, наконец отстранившись.

Полина зашептала, требовательно заглядывая ему в глаза:

– Приходи сегодня сюда, как только стемнеет! Я буду ждать! В десять!

Все в нем протестовало, но он с изумлением обнаружил, что не хочет свой протест выразить вслух. Его молчание Полина расценила как согласие, потянулась и снова поцеловала. Ее кожа пахла сладостью.

– Придешь?

Рябов молчал.

– Придешь? – не требовательно, а почти просяще.

– Да, – сдался Рябов.

Она погладила его затянутый в камуфляж торс.

– Я ненавижу его, – прошептала почти неслышно.

– Кого?

– Даруева.

Рябов поморщился. Полина это заметила и сказала с готовностью:

– Не будем больше о нем.

Они разошлись в разные стороны. Рябов шел по вызову – его разыскивал Даруев. Полковник сидел в своем кабинете, поднял голову, когда Рябов вошел, и сказал недобрым голосом:

– Пропадаешь где-то!

Рябов промолчал, и на его лице ничего не отразилось.

– Подойди! – сказал Даруев.

Сесть не предложил, и Рябов остался стоять, возвышаясь над столом.

– Сегодня – акция, – произнес Даруев, придавая голосу будничности. – Готов?

– Так точно!

– Как твое самочувствие?

– Отличное!

Оптимист, подумал Даруев. Сам он чувствовал себя не в своей тарелке. Его тревожило, что Рябов будет участвовать в акции после длительного перелета и последовавшего затем общения с доктором. Даруев считал, что надо дать передышку, хотя бы сутки. Но время не ждало. Срок Даруеву определили очень точно – не позднее сегодняшней ночи.

Фотография человека, которого Рябов должен был застрелить сегодняшней ночью, лежала у Даруева в столе. Человек на снимке был молодой и симпатичный. Фамилия – Бородин.

В последние дни Бородин покидал офис не позднее шести часов вечера, чтобы уже около семи, задолго до захода солнца, оказаться дома. На этом настаивала охрана, да он и не противился, потому что помнил о том, как погиб Григорьев.

До заветных шести оставалось полчаса, когда Бородину позвонили из Таможенного комитета. Состав с ракетными комплексами был задержан российской таможней в Белгороде. В сопроводительных документах якобы обнаружилось какое-то несоответствие. Это был крах. Сделка срывалась.

– Я вышлю к вам в комитет своего сотрудника, – сказал Бородин, надеясь, что все еще можно исправить.

– У нас рабочий день – до шести, – сухо ответил его собеседник.

Он представлялся Бородину невысоким, поджарым, и глаза у него наверняка были рыбьи.

– Значит, до завтра придется ждать? – попытался прощупать настроение собеседника Бородин.

– Ждать – чего?

– Начала рабочего дня.

– Таможня в Белгороде работает по вашему грузу непрерывно. Мы от них информацию получаем ежечасно.

– А нас вы могли бы информировать?

– Конечно.

Это звучало обнадеживающе.

– Я постоянно буду на телефоне, – сказал Бородин. – Свой телефончик оставьте, пожалуйста.

– Когда понадобится, я сам перезвоню, – ответил таможенник и положил трубку.

Бородин незамедлительно вызвал заместителя. Тот занимался грузом непосредственно.

– Плохи дела, – сказал Бородин. – Эшелон задержан в Белгороде.

– Причина?

– Якобы документы не в порядке.

– А на самом деле?

– Кто-то вставляет палки в колеса. Григорьева уже нет, нет и прикрытия. Все очень просто.

– Может, отправить человека в Белгород?

– Бессмысленно. Они там лишь выполняют приказ какого-то дяди из Москвы. И пальцем не пошевелят без соответствующего распоряжения.

– Серьезно все закрутилось, да?

– Очень серьезно, – вздохнул Бородин. – Шестьсот миллионов долларов в деле, тут не до шуток.

Со смертью Григорьева все неимоверно усложнилось, и теперь Бородин понимал это очень отчетливо.

В половине девятого чиновник из Таможенного комитета позвонил опять. Ничего обнадеживающего. Груз не пересек границу.

Начальник бородинской охраны нервничал и через каждые четверть часа заглядывал в кабинет Бородина. Сам Бородин первое время делал вид, что этого не замечает, но в конце концов не выдержал.

– Что ты мелькаешь? – спросил он с досадой.

– Темнеет, Андрей Алексеевич.

– И что дальше?

Начальник охраны вздохнул и исчез за дверью.

Следующий звонок из Таможенного комитета состоялся в одиннадцатом часу.