Эльмира Нетесова - Закон - тайга

«Видать, не трепался Горилла, сказав, что, если Кравцов взялся за дело, Сове хана пришла. Не приведись, засыпавшись, попасть в руки колымского дьявола. Он любого расколет». И хотя дело Совы вел другой следователь, не Кравцов, понимали фартовые: теперь не выпутаться, не сбежать, не выжить Сове. Нет у него больше шансов.

Близость Кравцова к Трудовому охладила пыл многих. И решившие забузить законники вовремя одумались. И не забузили, когда мастер из переселенцев не поменял местами работяг с фартовыми. Не перевел воровские бригады на строительные работы в селе. Хотя претензии высказывались, дальше разговоров не пошло.

А новоселы уже прижились в Трудовом.

Каждый день из пекарни привозили условники в столовую горячий хлеб. Его запах кружил головы. Он напоминал каждому свое.

Пшеничное поле неподалеку от дома. Русоголовые колосья, кланяющиеся в ноги человеку. Как не любить хлеб? Он грел руки и сердце. К нему тянулись пересохшими губами и невольно целовали, как сухие морщинистые руки матерей.

Перед хлебом склоняли головы. Знали и помнили, как часто его недоставало. Хлеб… И глаза людей смотрели на него. Оттуда жизнь. Его держали бережно, как ребенка, едва увидевшего свет. Его ели бережно, до крохи. Его всегда ценили.

И даже законники никогда не ругались, не сквернословили перед хлебом, почитая его как благодать и дар Божий.

Сколько раз за скудную пайку, не наевшись полож- лху няком, отдавали вдесятеро от своих общаков, которые

сколотили в риске и страхе, клали жизни и здоровье! А теперь — все на кон. Что есть деньги, золото против хлеба? И впивались зубы фартовых в купленные и отнятые пайки. Руки дрожали. И удачливые на воле воры нередко признавали меж собой, что в ходке без хлеба, как без веры в Бога, не проживешь.

Хлеб… Его несли в дома. И радовались, что могут есть вдоволь. Не считая, не отмеривая, не скупясь.

Может, потому семья пекарей в Трудовом стала вскоре самой уважаемой.

Без просьб. без слов пилили для них дрова условники. Складывали в поленницы поближе к крыльцу. Другие в выходной выкопали колодец. Знати: хозяевам некогда. Они село кормят. Заботчики о каждом.

Даже Дарья, вот уж неожиданность, сама забирала ораву детей пекарей и три раза в неделю мыла их в бане бесплатно. А потом, постепенно сдружившись, брала с собой в тайгу старуху за грибами и брусникой.

Учительница и почтальонка, портниха и продавщица сдружились меж собой так, словно всю жизнь прожили вместе.

Всем нашлось дело в селе. Даже парикмахерам и старухам. Повара с утра до ночи пропадали в столовой. А за дом и детей спокойны были. Знали — соседи позаботятся, присмотрят за ними.

Старухи, посидев на лавке день-другой, тоже о делах вспомнили. Привели в порядок подворья. А к первым холодам, собрав внучат покрепче да порасторопнее, стали дома обмазывать. Мешали глину с конским навозом и, одолев за пару дней дома, принялись за сараи.

Единственное, на что сетовали, — нет в них скотины. Пустые они остались в зиму. А без живности семье кормиться трудно.

Вот так и вытребовали, выпросили, вынудили обзавестись хозяйством. И просыпалось теперь Трудовое не под крик охраны в бараках, а под поросячий визг, петушиные песни, коровье мычание, звон подойников в домах.

Вскоре в село прибыли еще десяток семей. И условники-рабо- тяги, едва закончив работу, шли помогать новичкам обживаться.

Вечерами в бараках пустовато стало. Да разве усидишь? Вон в тот дом, что к магазину ближе всех, баба-одиночка приехала. С двумя детьми. Мужик на войне погиб. А она доселе замуж не вышла. Память о муже жива.

Сама — лесоводиха из Брянска. Крупная баба, сильная, как кобыла. Сама детям своим за мать и отца. Подступился было к ней один из фартовых, в помощники попросился, с прицелом на ночь. Баба только один раз кулаком въехала, а фартовый навек зарекся к ней подходить.

Увидели это работяги, похвалили женщину меж собой. И, заметив, как настырно пилит баба поленья — одна, двуручной пилой, — выручили на следующий день.

Сами завалинку сделали, утеплили ее. Для детей качели во дворе поставили. Калитку сделали резную и звезду на ней. Мол, семья погибшего тут живет. И память о нем.

А баба, увидев это, всю ночь в подушку выла. Никто о том не знал. Да и с кем поделишься горем своим? Не погиб ее муж. Живехонек. С войны без царапины воротился. Но не к ней, не к детям. Другую приглядел. Моложе, красивее. После войны мужиков в селе почти не осталось. Девки любому рады были. Не оставаться же в вековухах на всю жизнь. Вот так и ее мужика увела одна из них.