— Все бы ладно, кенты, да вот-вот темнеть начнет. Давай смываться на ходу. Не то копыта сами откинем, — предложил одессит.
- Погоди сраку гастролерам показывать. Давай вот тут, в затишье, в деревьях прошарим. Может, вытряхнем кого? — предложил Глобус.
Фартовые, вмиг оценив, что пурга тут слабее, согласились. Начали обшаривать кусты, валежины, разгребали наметы под елями.
…Семен Дегтярев шел по следам фартовых от самого Трудового. Где бегом, в полный рост, где ползком по сугробам, лишь бы остаться незамеченным.
Один раз едва не воткнулся головой в спину приотставшего Глобуса и тут же упал в сугроб, кляня собственную поспешность. Он понимал, что не сумеет помешать фартовым, если те задумали убийство Никиты. Знал, что в этом случае и его уложат воры рядом с Никиткой. Забросают снегом. И попробуй кто-нибудь найди. Ведь и предупредить своих не успел. Поторопился.
«Эти тоже не промедлят. Им свидетель не нужен. Особо из мусоров, как они меня зовут. Вот только одного не пойму: за что убить решили Никитку-то? Спокойный мужик. Может, в карты проиграл свою душу? Этот на чужую жизнь играть не стал бы. Хоть и пропойца, сердце имеет человечье…»
И вспомнилось, как забрал он у Никиты из посылки банку меда.
Злые слова сказал ему тогда Дегтярев. А потом, много времени спустя, приехал на участок проверить, как условники работают, и на Никиту наткнулся. Тот, скорчившись, сидел под бояркой. Грибами отравился. Забрал с собой в машину. Вернувшись в Трудовое, сразу в больничку условника определил. Помог желудок ему промыть. А навестив на другой день, забыл у того возле койки бутылку водки. Знал — не положено. Ничего другого не примет. А водку… Хотя, может, подумал, что прежний, выписавшийся больной забыл на радостях. А может, понял, но виду не подал.
Участковый с сугроба заметил, что условники остановились на поляне.
«Наверное, тут расправу учинят. Место глухое, скрытое от глаз. Где же еще, как не здесь? Надо остановить их, помешать. Попробовать стоит припугнуть всех. Обойду я их с подветренной и выйду навстречу», — решил Дегтярев и незаметно прокрался так близко, что слышал даже отдельные слова, смех мужиков.
Нет, опасностью тут не пахло. Никого не думали убивать воры. Но зачем им, фартовым, понадобилось брать с собой Никитку? Может, ваньку они валяют? А сами черное задумали? — выглядывал Семен из-за валежника.
Но условники отдыхали безмятежно. Будто на деляне у костра. Обычные темы, спокойный разговор. Но зачем они здесь?
Руки, ноги участкового немели от холода. Он сел спиной к кусту. Так теплее. Решил ждать, не зря же столько мучился…
Постепенно руки перестали ныть. Отпустила боль в ногах. Тихое блаженство убаюкивало белой песней пурги. Она была так похожа на давнюю и дальнюю. Вот только слова забыл. А мелодию помнил всегда. Это колыбельная? Но нет, не помнил Дегтярев матери. Подкидышем стал. Так говорили все. А таким песни не поют…
Белая завеса металась перед глазами. Что это — саван? Но какая красивая девушка закрывала этой завесой лицо! Чего стыдится? Ведь хороша! «Не надо убегать! Танцуй еще… Ты так похожа на ту, первую. О ней давно не вспоминал. Она отвергла мою любовь. Теперь, наверное, тоже состарилась. Молодой осталась лишь память, любовь и смерть».
Глаза слиплись. Танцевала девушка. Белым платком махала.
Откуда она взялась здесь, что делает в глухом лесу? О чем поет без слов? У смерти слов не бывает. В холод и пургу она отнимает души легко и красиво. Во сне. Подарив каждому свое видение. Чтоб не жалел о недожитом. Пусть все остается в прошлом. А его вспоминать не стоит. Потому что все равно ничего в нем не изменишь, если и захотел бы. Да и все в этой жизни с каждым дыханием тут же становится прошлым. Многим это в голову приходит. Вот только сказать о том не успевают. Опережает смерть…
— Надыбал! Мужики! Гоните три склянки! — закричал Никитка, суча ногами на пеньке и выковыривая из снега руку, потом и голову человека.
Фартовые со всех ног, как гончие, на зов примчались: глаза горят, кулаки сжимаются.
— Попались, козлы! — вопил Глобус, вытряхивая из снега мужика.
— Да окочурился! Накрылся фраер! Шмонай рядом. Другие далеко не смылись.
— Эй, кенты! Да это же наш легавый! Главный мусор, подлюга! Чтоб ему в уши волк насрал! — заметил Вырви Глаз и вытер ладони о сугроб.
— Чего он сюда прихилял?
— А хрен его знает. Живой покуда. Еле бздит.
— Так что ж теперь? Не тащить же его в Трудовое! Да еще нам! Смеху будет на все «малины», — сказал Глобус и предложил: — Оставьте его тут. Мы легавого не мокрили. А коль сам тут накрыться решил, то его дело.
Читать дальше