Эльмира Нетесова - Закон - тайга

Генка остервенело вгрызался в громадную ель. Та тряслась. Не один век прожила. И если б не люди… Вон сколько бельчат в дупле сгорит. Тоже жизни. Свои. Родные, таежные.

Ель упала на горящую пихту, свалила, придавив тяжестью. Но вот и сама загорелась. Гулко, искристо. Брызги огня достали условника. Тот, их сбивая, пилил березу. Руки немели от усталости.

Пожар взял в кольцо обоих условников. Не только деревья, кусты горят. Где ж этот Косой? Почему не дает встречный пал? Зачем медлит? Ведь и их пожар сожрет. Живьем. Обоих. И уже не выбраться из огня. Поздно.

— Тарас, линяем! — закричал Генка. Но условник не слышал.

Генка поставил бензопилу под рябину. Во рту пересохло.

Где Тарас? Его не видно.

— Дай сюда! — протянулась к бензопиле чья-то рука. Генка вздрогнул от неожиданности. — Иди передохни! — Он узнал голос Трофимыча.

Сколько времени теперь? Солнца и света не видно. Зато в тайге появились люди. С топорами, лопатами.

Генка почувствовал жуткую усталость. Ноги словно корнями в землю вросли. И вдруг услышал:

— Мужики! Из Трудового подкрепление прибыло! Живем!

Генка встал с пня. Сидеть, когда другие вкалывают, не умел. Вон Шмель, паскуда редкая, а на огонь буром прет, что трактор. Фартовые, словно в деле, стенкой встали. Топоры, пилы хором взвыли в их руках.

Политические — рядом. Тоже не уступают. Нет лишь новичков. Дым, пепел, сажа, искры скрывали видимость. Где человек, где дерево — попробуй разберись… Вон кого-то спиленным Деревом придавило. Тот заорал не своим голосом. Хоть бы жив остался. А там вспыхнувший куст можжевельника чуть не изжарил живьем Рябого, взвывшего медведем-подранком.

Там — сельский люд муравейником на огонь навалился: крик, ругань. Лопаты, кирки сдирали кожу с ладоней кровавыми полосами. Что там? Кто стонет? Харитон ногу подвернул на коряге. Неподалеку Костя рябину повалил, помог Харитону встать, выйти из ада.

Трудовчане уже целый клин у огня отвоевали. Рядом с ними охране веселей. Надоело с условниками общаться. Тут же — свободный люд. У них и дело веселей спорится.

Вон Дарья впереди всех баб. Жарко ей, кофта расстегнута — но попробуй глянь бесстыдными глазами! Не промедлит в ухо по-мужичьи въехать. Враз засомневаешься: бабье видел иль примерещилось. Рядом с нею Ольга управлялась. Эту вовсе не узнать. Была сутулой, злой, а вышла замуж — выровнялась снова. Стала как рябина по осени — глаз не отведешь.

Пекари и почтальоны, повара и портные, учителя и кузнецы, строители и электрики, они тушили пожар остервенело, не делясь на группы, как условники.

Не было среди людей лишь Лаврова и условника по кличке Косой. Не было и новичков. Их всех увезла в Трудовое вахтовая машина. Косого, под стражей, впихнул в машину старший охраны. Сам в кабину сел.

К ночи вернулся бульдозерист. Рубаха на плечах выгорела. Грязный, в ожогах, он выпил залпом три кружки воды и, едва прилег на траву, тут же уснул тяжелым, усталым сном.

Тарас с Генкой не уснули до утра. Пожар то стихал, то вспыхивал с новой силой уже на других, потушенных делянах. И люди бежали туда, забыв об усталости и отдыхе.

О еде никто не вспоминал. Кусок не лез в горло. Потому забыли о Митриче. А он сидел в санях среди реки. Одинокий, испуганный дед, всеми покинутый.

Три дня тушили люди пожар в тайге. Три дня не ели и не спали. Умирали от жары и усталости, задыхались в дыму. Пропахли всеми запахами пожара. А на четвертый день сжалилось небо, и ночью пошел дождь. Он не накрапывал. Обрушился ливнем. И люди плакали и смеялись. Они подставляли ливню головы и плечи, обожженные руки и спины.

Дождь стал спасением. И люди только теперь почувствовали всю тяжесть усталости.

Скорее домой — на отдых. Вот только бы хватило сил добраться до порога, ступить на него. С хохотом, песнями, криками, шутками влезли в машину и поехали, подстегиваемые дождем. Они больше не нужны были тайге. В ней оставались условники, которые сразу вспомнили о Митриче и палатках.

Продрогший Митрич сидел на санях и громко икал. Он не ел все три дня. Отвык дед харчиться в одиночку.

— Дед, подкинь жратвы! — донеслось с берега.

Вскоре подошел бульдозер. Иван выволок сани на берег. Пока их разгружали и ставили палатки, Митрич сварил обед. И только взявшись за ложки, вспомнили о новичках. Хватились Генки и Косого.

— Где ж они, туды их душу? — не понимал Шмель.

— Может, этих уродов поехали выгораживать? — предположил Трофимыч.

— Не будь их, не случилось бы пожара! Тоже мне — интеллигенты, не бывали в тайге ни разу. Не знают, как с огнем в лесу обращаться надо, — злился Сашка.