— Не робей, Филин! — смеялся участковый, сделав шаг навстречу, и вытащил из кармана наручники. Бугор сунул руки за спину.
— Браслетки? Но за что? — вырвалось невольно.
— Забыл? А кто государственное достояние, пушнину, отказался сдать представителям госпромхоза? Кто угрожал им? Кто кидался на них? Кто бригадира… — замер на полуслове, глянув куда-то через плечо Филина. И сказав милиционерам: — Держите его! — кинулся в тайгу.
Тимка уже не шел, ползком через буреломы пробирался к шалашам. Ноги отказались слушаться и не удержали. Каждый метр пути казался ему сущим наказанием. Крикнуть, позвать, но кто услышит? Все в тайге. У шалашей никого не ждал увидеть. И полз из последних сил.
Он не увидел участкового. Сознание провалилось куда-то в снег. Глубоко-глубоко, к самой земле. Там тепло. Там всем хватит места. И ему… Не стоило сегодня ходить в тайгу. Да вот понадеялся на себя. А зря… Но кто это? Опять медведь? Теперь уж некому помочь, вступиться. И ружья в шалаше. «Напрасно не взял», — смотрел Тимка и от боли ничего не видел.
— Крепись, Тимка! — услышал над головой.
«Зверюга по-человечьи ботает? Не может быть! Такого даже дед не рассказывал. Да еще имя знает. Откуда?» — удивился Тимка.
— Ой, блядь! — заорал он, когда чьи-то лапы иль руки, оторвав его от снега, подняли высоко. — Не мори! Не тяни! Жмури враз, козел! Мне однова! — кричал охотник, не понимая, что происходит.
— Тимофей, потерпи!
— Жрать будешь, хавай, падла!
Боль в плече, в ногах слилась в сплошной ком. Больно было дышать, говорить, жить.
Вот его положили. Как хорошо лежать не шевелясь, забыв, кто ты и зачем в тайге оказался. Но зачем его разувают? Как больно…
Тимка заорал.
— Не дергай! Отвали! — вдруг прорезалось на синем фоне неба лицо участкового. Откуда ему здесь взяться? — Тим! Ты меня слышишь?
Бригадир кивнул головой. Конечно, услышал.
— Терпи, снимаю второй сапог.
Мужик заблажил не своим голосом.
— Вывих! На обеих ногах. Держи его крепче! — услышал чей-то голос.
И снова нечеловеческая боль. Потом еще… Нет больше сил терпеть ее. Но что это? Не может быть! Нет боли в ногах? Да это сказка! Такого не бывает! Может, их оторвали? Но кто? Не мог разглядеть Тимка лица и попросил:
— Пить…
Только теперь он увидел, что участковый ему не примерещился: Он поил Тимку из квужки терпеливо.
— Ну, отлегло? — спросил тихо!
— Где мои ноги?
— В заднице, где им и полагается быть. Короче, на месте. Не беспокойся. Но ходить, вставать тебе сегодня нельзя, — сказал он, нахмурившись.
Тимка удивленно смотрел на него.
— Почему нельзя? — и сел, чтобы убедиться в целости ног.
Все в порядке. И увидел Филина. Глаза в глаза. Тимофей
удивился, что бугор так рано ушел из тайги. Но сам ли ушел? Почему он в наручниках? И непонимающе глянул на участкового. Потом догадался. Стало не по себе.
Филин стоял перед разрезанным зайцем. Вспомнился вчерашний день, и сердце, словно занозой, проколола память.
«А сам Притыкину давно ль наботал всякого? Будь тогда на катушках, как знать, может, и кулаки бы в ход пустил. За свое. Тоже не хотел пушняк сдавать. Мечтал прижопить, да фортуна козью харю показала. Но еще и в больнице с ума сходил. Сдохнуть мог. Чудом выжил. А за мех держался. Старик жизнь мне подарил. Вроде обязанником сделал. Но подвела натура. Фартовая. С мехом и в жмурах не расстался бы. Старик понял. Никому не вякнул. И простил все. Без напоминаний и упреков, как мог простить лишь самый близкий, родной человек. А простив, забыл обиду навсегда. Такое надо уметь. На такое прощение способны лишь те, кто крепко верит в Бога. Жаль, что нет таких среди фартовых.
Прощать умела даже тайга. Навсегда, великодушно и чисто. Не унижая снисходительностью, веря в доброе начало всякой живой души. В прощении — жизнь. О прощающем — память. Не будь прощения, жизнь стала бы невыносимой. Прощение подарил Бог».
— И ты за него просил. И даже дед. Впервые Притыкин ошибся в человеке, — сказал участковый и кивнул на Филина.
— Оставьте его. Он ни в чем не виноват. Прошу вас.
— Ты бредишь. Успокойся.
— Нет. Я в порядке. Филина оставьте. Не морите его. Он путевый промысловик. Дед не ошибся…
— А пушнину кто отказался сдать?
— Сам бы он ее отнес. Даю слово. Вы поспешили. Не стоило. Куда б он ее дел? Ведь не один, с нами пашет. Заставили б. Мне тоже нелегко было с пушняком расстаться. Но я был с Притыкй- ным. У него хватило убеждения и добра. Нам его маловато. А потому не торопитесь. Не враз фартовый переродится. Поверьте. Он не лишний в тайге, — просил Тимка.
Читать дальше