Эльмира Нетесова - Дикая стая

— Но придется после пурги их на первую очередь ставить!

— Э-э, нет, сосед! Тут ты мне не указ. Сам знаю, кого поить раньше. Оттого поначалу — больница, потом пекарня, а уж после — детский сад, школа и другая белибердень.

— Ох, и высокомерный ты, Гоша! Продавщицу унизил, пусть она не в твоем вкусе, но ведь женщина! К чему обижать?

— Кончай, сосед, наезжать. Все мне мозги сопишь, ах, вы, северяне, — особая шайка!

- Ни шайка, особые люди! — вставил Бондарев.

— Ты крутил мне на уши баранку, вроде поселковые не воруют. Никогда и нигде не возьмут чужое?

— Да! — кивнул Игорь.

— Не пизди! И твои северяне как все тыздят все, что плохо лежит. Своими глазами видел!

— Что ты мог узреть?

— Сам знаешь, рядом с конюшней дом строится. Так вот оттуда доски таскают не только мужики, но и дети, и бабы. Даже рубероид волокли ночью, листы железа. Именно по темноте. Много раз встречал таких, а ты трепался. Люди везде одинаковы! Никто не пройдет мимо доступного.

— Я говорил о том, что друг у друга из квартир не воруют.

— А о колготках помнишь? Это не квартира! Баба потянула не с добра. Может, ей надеть было нечего, и на пожрать для ребенка не имела. А вы вместо того, чтобы помочь, урыть хотели бабу. Да еще гоношитесь своей честностью. Вот только сама продавщица в натуре ни на одну зарплату дышит. У нее жопа в три обхвата, ни в одну дверь не протискивается, — смеялся Гоша.

— У нее муж — бизнесмен. Ей вообще можно не работать, — горячился Игорь.

— Не чеши лысину, она и так голая! Какой бизнесмен осядет в этой дыре? Только отморозок чокнутый. Да и бабу имел бы путевую, а не эту кадушку. Я хоть и голодный нынче на девок, но такую даже за большие баксы отказался б поиметь.

Бондарев, услышав последнее, громко рассмеялся и разбудил ненароком ребенка, спавшего через стенку. Тот так заорал, что перекрыл голос урагана за окном.

— Ну, развеселились, козлы! Рыгочут, будто в бухарнике. Ребенку спать не дают, — послышался голос Маринки.

— Слушай, ты, крыса облезлая, захлопнись, пока вовсе не достала! Я — у себя дома, и ты мне — н указ! А будешь выступать, я тебе шустро рога обломаю! Гнилая параша! Еще хавальник отворяет! — воз мутился Гоша и тут же услышал голос мужа.

— Слышь, ты, крутой? А ну, открой дверь на секунду! Я научу тебя, как нужно с людьми разговаривать!

— Научи свою жабу. Она нас козлами назвала а я как должен с ней базарить, по-твоему? Пусть радуется, что за стенкой дышит, не то все мурло ей подпортил бы! Будете выступать, устрою веселуху вам! Завтра принесу приемник, и с семи утра и до одиннадцати вечера на пределе молотить будет. Посмотрю, как вы тогда взвоете! Мне это устроить вам проще, чем два пальца обоссать. Дня не выдержите, сами с хаты смоетесь вместе с тараканами! — грозил Гоша.

За стеною стало тихо. Даже ребенок перестал орать, словно понял: взрослых дядек нельзя злить бесконечно. Они не только грозить, но и наказать сумеют.

В этот вечер Гоша долго сидел у печки рядом с Игорем.

— Послушай, сосед, может, давай разберем перегородку в коридоре? Не нужно будет на улицу выходить. Сразу из двери в дверь в любое время, что нам друг от друга прятать? Живем на виду и на слуху. Как ты? — спросил Бондарев.

— А что? Давай! Так удобнее будет! — согласился Гоша.

— Сколько сейчас времени?

— Да только семь часов. Пошли сейчас. Чего ждем и теряем время? Завтра, кто знает, как день сложится?

Пока двое соседей разбирали перегородку, разделявшую их, третий сосед, перекрывая крики и визг ребенка, проклинал и материл обоих мужиков за шум, поднятый ими. Дочка, привыкшая к идеальной тишине, заходилась в истерике и орала, надрывая родителей. Но были бессильны. Они понимали, что, задев Гошу, взяли на себя его гнев и получили отпор. Но больше всего боялись, что поселенец сдержит обещание, с приемником. Как жить тогда? Куда деваться?

Ребята, ну, можно потише? — взмолилась Марина, когда в коридоре загремел топор, завизжала мина, а вот и молоток грохнул.

Мужчины не слышали голос соседки и торопились снести перегородку быстрее.

Вот уже половину ее снесли. Ярко полыхают и почках сухие доски. Пусть недолгое это тепло, но й не погоду каждая капля дорога.

— Глянь, и тот хмырь горячится. Наблюдал за ними в щель, а теперь свою стенку сносит. Вишь, юмором крутит, уже одну доску выломал! — указал Гошка на второго соседа и спросил, не выдержав, — ты чего тужишься? Мы тебя в свою кодлу не звали и не возьмем.

— Ты помоги мне! Разогни гвозди со своей стороны, чтоб можно было вытащить. Забил же какой-то хрен насмерть. Дом разваливается, зато гвозди как новые, будто из танковой брони, — поддел тот топором доску, нажал изо всей силы, ручка топора хрустнула, сломалась.