— Короткая у тебя память! Ведь было!
— Так это когда! Сколько времени прошло!
— Чудак, теперь вы на пороховой бочке!
— Это Вы о Шинкареве? — рассмеялся Гоша.
— Он — не сам по себе! За ним поселок!
— А у меня — собаки! Им все равно, чью задницу порвать, свое доказали!
— Гоша, ты нам отдал шестерых щенков. Прекрасными псами выросли. Натренировали их пограничники, раздали мы их нашим инспекторам. И что думаешь? Только у одного в Оссоре псы уцелели. У двоих других уже нет собак.
— Отравили? — ахнул Гошка.
— Пристрелили. У одного выманили со двора кобеля на сучку, она течковала. Едва пес выскочил, тут же уложили. Потом и суку убили, как только хозяин отпустил погулять. Не будешь сутками держать в доме. А причины везде одинаковы.
— А вторую пару куда дели?
— Эти вообще бесследно исчезли, — вздохнул Назаров.
— Выходит, зря я их отдал. Уж лучше б они остались у пограничников, — горевал Корнеев.
— Скажи спасибо, что твои целы…
— Мои на улице не живут. У них всегда есть доступ во двор, но, выскочив по нужде, тут же вертаются, не носятся по поселку. Не жрут на помойках, да и я их всегда при себе держу и слежу за ними.
— И тех берегли! Да видишь, не усмотрели. Вот потому замену сделали, чтоб людей сберечь. Поменяли местами. Пусть на время, но отвести угрозу расправы. Боюсь, что и с вами придется так поступить. Пока на новом месте к вам присмотрятся, годы пройдут, а на прежнем другой инспектор приживется. Да и Шинкареву не до вас станет. Забудет, отвяжется, вы тоже успокоитесь, — глянул на Ольгу и спросил, — как Воронцова относится к этой идее?
— Устала я от всего! От этой психанутой работы, от поселковых козлов! Здесь нет людей, одни отморозки! Куда от них сбежать? И будет ли лучше на новом месте? Что-то сомневаюсь! У нас хоть собаки целы, у других убили. Куда годится, если ярость через край хлещет? Конечно, вам виднее, как поступать с кадрами. Но как надоело жить на колесах только потому, что презирают нас за работу! А как хочется нормальной жизни! — тянула с мольбой на Александра Ивановича.
— Мне нет смысла уезжать отсюда. До конца поселения совсем немного осталось. Куда мы денем свое хозяйство, с которого живем? Ведь моей зарплаты даже со всеми премиями ни на что не хватит. Не могу и не хочу больше на бабьей шее сидеть. Ведь я — мужик! Уйду от вас, как только стану свободным. Куда угодно соглашусь, только бы не канать в инспекторах за эти гроши и стыдиться назвать себя мужиком и человеком! — выпалил поселенец.
— А я без Гоши никуда не перееду. Я с ним привыкла. Другие неведомо какие попадутся. И подставят, и продадут, засветят кому и где угодно. Знаю, как бывает. Наслышана, по самое горло сыта. На новом месте, а так бывает всегда, за нами долго будет ходить тень прежнего инспектора. И вся ненависть, что скопилась на него, выльется на нас. И главное, коль суждено кому выжить, тот не умрет. А убегать нет толку! Если нас захотят достать, вырвут из-под земли, сами говорите. Тогда какой понт? Я тоже остаюсь! — поникла головой Ольга.
— Много логичного в твоих доводах, но далеко не все убедительно. В этом поселке тебя ничего не ждет. Сама безысходность. Даже пойти некуда, а ты еще совсем молодая, красивая! — смотрел на Олю в упор, — тут даже общаться не с кем. Другое дело — Оссора! Большой поселок со своим рыбокомбинатом. Там много молодежи. Туда что ни день, иностранные суда приходят. Да и наших моряков и рыбаков хватает. Ты не останешься незамеченной. А когда появится в сердце якорь, все остальное само собой образуется.
— Спасибо за заботу. Но не хочу!
— Почему? Там дискотека, кинотеатр, шикарный ресторан, клуб моряков. Там у тебя будет много поклонников и защитников. Потом не забывай, ведь там инспектором работает пожилой человек. Ему на пенсию давно пора. Он из ворошиловских стрелков, даже на ночь свою берданку кладет под подушку. Еще и бабку свою гоняет, когда та на пиво не дает. Он и без работы со всеми поскандалил. Кремень — не мужик со старыми, заскорузлыми убеждениями. Мне с ним очень нелегко общаться. И в Оссоре давно просят заменить деда. А тут ты приедешь! Представляешь, какой подарок для всех! Дед не столько ругает браконьеров, сколько свои взгляды отстаивает. Он — ярый сталинист и молодым свое навязывает. Даже в баню при всех наградах приходит. Развесит до самого пупка, идет парадным шагом. Совсем из ума выжил. Забыл, в каком времени живет. А мне не хочется, чтоб над ним смеялись, ведь дед, что ни говори, наш инспектор. Молодые уже не понимают его и требуют «сдать в архив», называют его недвижимостью. А я хочу, чтобы наших работников уважали.
Читать дальше