Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Дочь пахана

— Тогда хари отмойте, — указал Шакал на умывальник в коридоре.

Капка удивленно смотрела на пахана, не понимая, чего он тянет с ними.

Когда воры, тихо постучав, вернулись в комнату, Шакал спросил:

— В какие дела ходили?

— Налетчики мы. Без стопора работали. Всегда…

— Сколько в ходках канали?

— Я — двенадцать зим, он — восемь.

— Многовато, — выдохнул Шакал.

— В общаке долю имеете? — спросил обоих. Воры головы опустили:

— Давно общака в малине нет. Ослаб Седой. А сами, что сорвем, то и спустим. Клевый навар редко обрывается. Хотели твою хазу тряхнуть, башли не надышали, на зелень нарвались. Она у тебя хуже стопорилы — зверюга. Ее на разборки — колоть лажанутых! Всю душу вытрясет живодерка! — жаловался безухий.

В это время в комнату постучали, и в хазу вошел хмурый, седой старик. Все лицо в морщинах, как в рубцах.

— Пахан! — вздохнули воры.

Шакал указал гостю место напротив себя. И спросил холодно:

— Неужели фортуна так обидела тебя, что своих кентов послал ты меня тряхнуть? Фартовый фартового? Иль закон наш посеял?

— Не гонорись, Шакал! В твои годы я ни в чем нужды не знал. И малину имел — не чета твоей. Кентов под сотню. Всем навара хватало. Общаку любой банк позавидовал бы. Да фортуна тоже шмара, старых не уважает. Посеял я удачу. То верняк. Но и твоя молодость не вечна…

— Секу про то. Своих старых кентов не бросаю. Даю им долю. Но на своего законника никогда руку не подниму! Не нарушу закон. Западло фартовому своих обжимать! Тебе — старой плесени, и подавно!

— Не возникай, Шакал! Я не пацан, чтобы ты на меня наезжал! Сам умею! Нынче твой верх! Попутал моих кентов!

— За то, что ты своих налетчиков послал в мою хазу — с тобой сход разберется. По закону! А вот с твоими кентами как будем? На халяву — не верну. Допер? Сколько за них положишь? — усмехнулся Шакал.

— Ни хрена!

— Тогда я их не верну тебе!

— Куда денешь? К себе приморишь? — рассмеялся Седой.

— Они — обязанники мои. Хочу — замокрю или заложу их, другой малине загоню за навар или обменяю на других. Вариантов тьма. И у тебя нет шансов получить их на халяву.

— Выходит, оставляешь без кентов? А как дышать буду?

— Это сегодня сход решит. Там тебе про все трехнут. Не я! Паханы! И новый маэстро! Й до решения схода я их не отпущу к тебе! Не ожидал, что ты так испаскудишься! И на меня пошлешь своих. Чего же ждешь от меня? Я не баба. Жалеть не стану. Всякому фартовому — своя судьба! И даром не спущу твою подлянку! — встал Шакал, давая понять, что разговор закончил.

— Шакал! Я нарушил закон. Но башли можно сделать. А вот — жизнь! Она одна. Мне уж недолго канать. Но ты и это забираешь. Кто ж из нас больший падла?

— Давай за кентов выкладывай. И разойдемся тихо! Громким трепом их не выкупишь. Я всякое вяканье слыхал. Признаю тихий шелест купюр. Он убедительней трепа. Ты зовешь себя паханом. Выкладывай. И отваливай вместе со своими! Не скули здесь! — злился Шакал.

— Поверь на время! Я надыбаю башли! На фартовое слово — верни кентов! — просил Седой.

— Чтоб ты послал их трясти законных?! После всего, кто ж слово твое уважит? Г они бабки, Седой! И не ломай комедию!

— Пустой я, — взмолился пахан.

— Тогда отвали! Ты — не на паперти. Я — не Бог! — напирал Шакал.

— Простите, кенты! — повернулся Седой к ворам.

— Пахан! Не оставляй нас здесь! — взмолились оба.

— До вечера попытаюсь башли найти, — пообещал Седой кентам и Шакалу. Тот усмехнулся, глянув в спину Седому, обронил.

— Не позднее начала сходки. Ни минутой позже! Усек?

Седой, споткнувшись о порог, вышел из хазы, проклиная собственную старость.

— Жердь! Краюха! — позвал Шакал. И указав на воров, велел их накормить и следить, чтобы не сбежали.

— Кентели отверну, коли слиняют эти! Не сможете приморить, замокрите, коли намылятся смыться, — разрешил пахан.

Воры дрогнули, увидев, как при этих словах, глянула на них Задрыга. У безухого во рту пересохло от предстоящего вечера. Что-то утворит зелень… Благо, что теперь руки и ноги свободны. Но Капка, словно прочла его мысли и предложила Шакалу:

— А пусть стремачи свяжут падлов, зачем рисковать? Так всем по кайфу будет. И тебе, и мне! И стремачам.

Но сявки возразили:

— Не тронут «зелень» и не смоются. Ручаемся, пахан. Пусть без паутины дышат, — вспомнили вчерашнее с дрожью.

Задрыга глянула на отца. Тот согласно кивнул головой, разрешив ворам остаться без веревок.

Боцман предупредил их, что Задрыге в случае чего разрешена воля. Она и себя сумеет защитить и обязанников застопорить…