Андрей Константинов - Вор (Журналист-2)

— В результате не так все страшно оказалось — они из нас охранную контору слепили, легальную, с оружием, все как надо. «Тайфун» — может, слышал? Нет? Ну не важно… В общем, занимаемся мы все тем же самым, только вроде как на законных основаниях. Ну и долю отстегиваем, ясное дело… Я в нашей конторе отделом заведую… Короче, за что боролись, на то и напоролись… Завьялов со мной, Антонов, Луговой… Не все остались, правда, часть ребят ушла… А из уволившихся сразу две тусовки сложилось — одни вроде нас крутиться стали, другие в гостиницы пошли швейцарами. В «Интурист», в «Пенту»… Там знание языков нужно… Но я-то сразу себе сказал, что халдеить не буду. А ребята — ничего, погоны сняли, теперь разным папикам двери открывают, ножкой шаркают… Жить-то надо… А военные переводяги почти не нужны никому больше. Просрал товарищ Козырев все, за что раньше советской кровушкой проплачено было… Ладно, что об этом… Ты-то у нас какими судьбами? Выглядишь, если честно, херовенько… Пил, что ли?

— Да я по работе в Москву — человека одного на интервью раскрутить надо, — махнул рукой Обнорский. — Сейчас и побегу уже.

— Ну да, ты же у нас журналист, — хмыкнул Шварц. — Как, не жалеешь еще?

— Как тебе сказать… — замялся Андрей. — Давай вечерком побазарим, ладно?

— Лады, — кивнул Шварц. — Я часиков в шесть нарисуюсь, ну да у меня и ключи запасные есть, так что ты вольный казак, делай свои дела — и приезжай. Баги, йа-Фалястыни?

— Баги, — улыбнулся Обнорский. — Шукран, йа-ахи…

До Третьяковки Серегин добрался около одиннадцати утра, и тут удача наконец улыбнулась ему. Заместитель директора музея по науке, взглянув на журналистское удостоверение, кивнула и сама отвела его в зал, где проходил семинар искусствоведов. Как раз объявили перерыв, и уже через пять минут Андрею показали на немолодую сухощавую женщину, сказав, что она и есть Ирина Васильевна Гордеева, искусствовед из Эрмитажа… Обнорский едва только глянул на нее — сразу понял, что наконец-то нашел ту, которую искал… Более того, лицо Ирины Васильевны было ему почему-то знакомо, но сколько он ни напрягал память, так и не вспомнил, что действительно мельком видел эту женщину на Южном кладбище — она, когда все разошлись, прошла мимо могилы Барона…

Чувствуя, как заколотилось у него сердце, Андрей подошел к Гордеевой и негромко сказал:

— Простите… Вы — Ирина Васильевна Гордеева?

— Да, — кивнула женщина, тревожно прищурившись за стеклами очков. — А вы… у вас ко мне какое-то дело?

Обнорский облегченно вздохнул и закашлялся, мотая головой. Ирина Васильевна с удивлением смотрела на странного парня, пока он наконец не поднял снова на нее глаза.

— Ирина Васильевна… Вам привет от Юры — главного эксперта по экспроприации антиквариата… Гордеева вздрогнула, лицо ее стало вдруг очень несчастным и беззащитным, она сняла очки и прошептала:

— Вы… вы знали Юру?

— Знал, — кивнул Андрей. Он посмотрел в ее близорукие, совсем не такие красивые, как у Лебедевой глаза и тихо добавил: — Он еще просил передать вам… что у вас глаза, как у ренуаровской «Актрисы». — У Ирины Васильевны затряслись губы, и она еле удержалась, чтобы не всхлипнуть… На них уже начинали обращать внимание, и Обнорский предложил отойти к окну. Там Ирина Васильевна достала из сумочки платочек и промокнула выступившие на глазах слезы. Наконец она взяла себя в руки, улыбнулась через силу и сказала:

— Я вас слушаю, молодой человек… Юра… Он еще просил что-то передать?

— Да, Ирина Васильевна… Он сказал мне, что у вас находится подлинник Рембрандта — «Эгина».

Гордеева испуганно оглянулась, но к их диалогу никто не прислушивался. Она помолчала, потом внимательно посмотрела на Серегина.

— Простите… кто вы? Я даже не знаю, как вас зовут… И чего вы хотите? Обнорский смутился и полез в карман за своим удостоверением.

— Извините… Наверное, с этого начать нужно было… Я журналист… А с Юрием Александровичем я познакомился, когда интервью с ним делал. Может быть, читали? «Юрка Барон».

— Да, конечно… — горько улыбнулась Ирина Васильевна. — Так, значит, Серегин — это вы… Спасибо вам… Вы очень хорошо про Юру написали… Он таким и был. Спасибо… Я когда статью вашу прочитала, даже сама хотела вас найти…

Она резко зажмурилась, а потом запрокинула голову назад, останавливая новые слезы. Серегин, закусив губу, отвернулся и сказал глухо:

— Ирина Васильевна… Я понимаю, вам тяжело… Но есть дело, которое мы должны с вами сделать… Я об «Эгине»… Ее надо вернуть туда, где ей и положено быть… Этого хотел и Юрий Александрович… Вы поможете мне?