— Рассказы о вашем детстве меня не интересуют! — отрезала следователь. — А что касается основной темы нашего разговора — извините, но вы как-то неубедительно изложили вашу историю с Лебедевой.
— Какую историю? — возмутился Серегин. — Нет никакой истории.
— Да? А вот мне кажется, что вы что-то недоговариваете…
— Когда кажется… — запальчиво начал Андрей, но тут же осекся и вторую часть поговорки «…креститься надо» договаривать не стал, поняв, что это было бы уже перебором.
Лидия Александровна, однако, все прекрасно поняла и от возмущения чуть было не подпрыгнула на стуле.
— Обнорский!
— Что?
— Есть свидетельские показания… Человек, живущий в доме напротив дома Лебедевой, рассказал, что вы не менее часа стояли на Рылеева… Вдоль дома прохаживались. И при этом очень нервничали. Много курили. Окурки, кстати, изъяты…
— Берите, берите, — разрешающе махнул рукой Серегин. — Я еще нажгу.
Поспелова стиснула зубы и даже прикрыла глаза, видимо сдерживаясь с большим трудом. «Ну до чего же хороша!» — залюбовался ею Обнорский. Лидия Александровна относилась к типу женщин, которых красит гнев, да и не только гнев, но и любые другие отражающиеся на лице сильные эмоции. Наконец Поспелова медленно открыла глаза.
— Какая интересная вещь получается… Вы знакомитесь с Лебедевой, а на следующий день ее зверски убивают… Странное совпадение, особенно если учесть, что погибшую вы настойчиво разыскивали… Как вы можете это объяснить?
— А почему я должен это объяснять? — пожал плечами Серегин. — Это ваша работа, я не хочу отбирать у вас хлеб… Что же касается совпадений, то их в моей жизни много… Андрей доверительно понизил голос и чуть подался вперед:
— Весной девяносто первого я вернулся из Ливии. А в августе — в августе в Москве грянул путч. Вас это ни на какие мысли не наводит?
— Прекратите! — Лидия Александровна все-таки не выдержала и грохнула кулачком по столу. Эмоционально так грохнула, даже поморщилась потом от боли. — Я еще раз прошу вас — ведите себя прилично.
— А что я такого неприличного сделал? — Обнорский продолжал валять ваньку, чувствуя, что зацепил следачку, успех стоило развить — глядишь, она психанет и проколется в чем-нибудь. — Мысли неприличные у меня, может быть, и есть, но ведь мысли-то у нас пока еще ненаказуемы?
И Андрей тупо уставился в вырез блузки Поспеловой. К сожалению, этот вырез был недостаточно глубоким, к тому же все «верхнее хозяйство» следачки надежно прикрывалось форменным кителем. Тем не менее взгляд свое дело сделал — у Лидии Александровны задрожали губы, а голос подозрительно зазвенел:
— Вы… вы называете себя журналистом, а сами… ведете себя абсолютно недопустимо!
— Недопустимо? — с иронией переспросил Обнорский. — Ну конечно, я веду себя недопустимо… А вот выволакивать невооруженного журналиста из машины, класть его харей в асфальт, напяливать мешок на голову, а потом доставлять аки злодея в железе пред ваши прекрасные глаза — это допустимо? Пинать в живот человека (кстати, ранее не судимого, бывшего офицера, между прочим) — это допустимо? Что-то я не заметил, Лидия Александровна, чтобы вас эти вопросы волновали… А? Двойного стандарта в подходе не замечаете? Поспелова немного смутилась и, опустив глаза, быстро сказала:
— Если у вас есть жалобы по поводу задержания, вы можете изложить их в письменном виде и отдать мне…
— Жаловаться? — Андрей улыбнулся. — Вам? Спасибо за предложение но воспользоваться им не могу. У меня вообще нет привычки жаловаться, а уж тем более хорошенькой женщине. Тем более такой хорошенькой, как вы…
— Перестаньте! Для чего вы разыгрываете из себя клоуна?
— Почему клоуна? Разве только клоуну позволено делать комплименты красивой женщине, даже если на ней прокурорская форма надета?
Поспелова сжала губы, потом вынула из пачки сигарету, откинулась на стуле, закурила и посмотрела на Серегина как на любопытного, диковинного зверя. Сделав пару затяжек, она вдруг абсолютно спокойно сказала:
— У меня есть все основания задержать вас на трое суток — до полного выяснения всех обстоятельств. В камере вам будет не до шуток, совсем не до шуток, я обещаю…
— Угу, — покачал головой Обнорский, — слыхал я про такое… Человек, обнаруживший труп и позвонивший в милицию, — первый кандидат в камеру на трое суток. Так, для порядку… Я, правда, трупа даже не видел, но… А что — давайте! Мне даже интересно будет, впечатлений наберусь, посплю… Репортаж может хороший получиться… А потом я с интересом ознакомлюсь с мотивами решения об ограничении моей свободы… Они у вас наверняка весьма веские…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу