Рекомендаций Борька выдал много — Обнорский постарался все запомнить, поблагодарил Алехина, попрощался с ним, потом, убедившись, что Катя крепко спит, смотался к себе домой, переоделся, позвонил родителям и предупредил, что на несколько дней уезжает в командировку.
Три ночи и два дня он не отходил от Катерины, практически ни на минуту (пришлось позвонить и на работу, бессовестно наврать о внезапном гриппе). Серегин нянчился с молодой женщиной, как с ребенком — строго выполняя все Борькины предписания, чуть ли не с ложки кормил Званцеву и читал ей вслух какие-то идиотские статьи из женского журнала «Космополитен». Спали они в одной кровати, но ни о какой физической близости, конечно, не могло быть и речи — Обнорский просто баюкал Катерину, согревая теплом своего тела, старался передать ей свою жизненную энергию… И, само собой, за все время до отлета Званцевой в Стокгольм, между ней и Андреем ни разу не заходил разговор об Антибиотике и о всех, связанных с ним проблемах…
Честно говоря, Обнорский и сам не понимал, что в большей степени заставило его так возиться с Катериной — ценность ее, как источника информации, как союзника, способного реально помочь сквитаться с Виктором Палычем, или же что-то, весьма и весьма напоминавшее непонятно откуда взявшуюся нежность… Наверное — и то, и другое… Андрей и сам не понимал, что с ним творится — он не строил иллюзий в отношении Кати, знал, что она была самой настоящей «бандиткой» (поговаривали даже, что в свое время и на «стрелки» выезжала), но почему-то очень жалел ее — не той брезгливой жалостью, которая способна унизить человека, а другой, стоящей ближе к сопереживанию, к готовности взять в себя чужую боль… Катерина как-то умудрилась задеть в душе Обнорского не звеневшие еще ни разу струны.
Андрей не был обделен женским вниманием, и влюбляться ему приходилось (причем не раз, а, если честно — то и не два), но при всем при этом Серегин, общаясь со своими «пассиями», не столько отдавал, сколько брал… Нет, Серегин, конечно, в законченное жлобство, типа «пришел, оттрахал и ушел, почесывая грудь», не впадал — Андрей ухаживал за своими барышнями, делал им подарки (часто — достаточно дорогие), помнил, что женщины обожают «конфеты-букеты и прочую разную мутоту», но при этом все равно старался «держать дистанцию» и не пускал до конца в свою жизнь… Более того, как только Обнорский замечал, что забота очередной подружки о нем готова перерасти в «полное растворение» в нем — роман как-то плавно сходил на нет по абсолютно объективным причинам (и Андрей даже сам верил в то, что эти причины объективные): то вдруг работы навалилось совсем невпроворот, то командировки какие-то возникали… Бог его знает — может быть, в свое время Андрей испытал слишком много боли от разрывов с теми женщинами, которых пустил к себе в душу? Все-таки два развода оставили глубокие зарубки на сердце Обнорского — а еще он очень часто вспоминал Лену Ратникову [29]. Кстати говоря, когда Андрей еще в самый первый раз увидел Катерину, когда он еще не знал даже, как ее зовут, она как-то ассоциативно напомнила ему Лену — нет, не внешне (хотя обе были настоящими красавицами) а, скорее, некой внутренней силой, сочетавшейся с волнующей и трудноописуемой загадочностью…
В женщине всегда должна быть некая загадка — мужики, они ведь тоже жутко любопытные, если не все, то очень многие… Что касается Екатерины Званцевой, то в ней этих самых загадок было — хоть отбавляй, и Андрей, конечно, понимал, что, «расколов» Рахиль Даллет, он сумел прикоснуться лишь к некоторым ее тайнам.
И вместе с тем то чувство, которое зарождалось в душе Обнорского к Званцевой, конечно, еще нельзя было назвать любовью или даже влюбленностью — слишком мало прошло времени, и слишком серьезные события успели за это время произойти… Как бы там ни было, какие бы мотивы не побуждали Серегина изо всех сил выхаживать Катю, а все-таки за двое суток он сумел ее немного «отогреть» — молодая женщина стала активнее двигаться, с лица ее постепенно сходило выражение некой отрешенности от всего земного и суетного, она даже начала иногда улыбаться, хотя время от времени все еще погружалась в какие-то свои мысли настолько глубоко, что ни на что не реагировала.
Вечером 16 ноября, накануне Катиного отлета в Стокгольм, Андрей снова вызвонил в «Европу» доктора Алехина. В этот раз Боря провозился с Катериной часа два и потом выглядел намного менее озабоченным, нежели в первый свой визит. Когда Обнорский вышел его проводить, Борька удивленно покачал головой и, с интересом посмотрев на Андрея, сказал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу