Эльмира Нетесова - Пасынки фортуны

— Хавай! А перо не тронь!

Кузьма едва сдерживался. И поневоле ловил себя на том, что прислушивается к звукам за стеной.

Несколько раз ему показалось, что кто-то стукнул в стену плечом. Но ни крика, ни голоса не донеслось.

Кузьма, наевшись досыта, улегся на топчане, решив обдумать, как поступить теперь со своим гостем. А тот, долго не раздумывая, нарубил еловых лап, набросал их на полу землянки толстым слоем, подкинул в печку побольше дров и улегся ближе к теплу. Вскоре его разморило. Расслабился Баркас, общенья захотел. И заговорил через губу, с ленцой:

— Вот ты, Огрызок, знаешь, отчего тебе не фартит? Оттого что дергаешься, нет надежных кентов. Приморился ты в «малине» Чубчика. А он — падла! Тебя из-за этого в закон не возьмут долго. Потому что пахан твой — ломанутый. А кто знает, какой фортель ты отколешь?

— Я сам не с каждым в дело пойду. Не пацан. Секу, с кем кентоваться. В зоне не опаскудился. На воле и подавно. А вот ты — фраернулся не раз. Закон фартовый нарушил. Законник не должен мокрить без нужды. А ты двоих ни за хрен угрохал. Особо Геньку! Пусть он и говно, но не тебе с ним разборку чинить. У него свой пахан был. Да и со мной — не по фартовому… Геньку ты угробил, а попутали меня. Значит, не я, а ты мне должник. И за то, что выкопал, ни хрена я тебе не должен.

— Чего? — послышался рев от печки. И Баркас, раскорячась, вскочил с пола: — Ты туг чего ботал? — надавил кулаком на грудь Кузьмы.

Огрызок хотел ответить злое, едкое. Но нестерпимая боль отняла всякое желание к разговору.

— Еще раз такое вякнешь, размажу по стене, как мандавошку! Доперло до тебя, козел? — тряхнул Кузьму так, что у того чуть зубы не выскочили: — Я тебе не дам скурвиться! Не мечтай! Вот мое слово выполни, дальше к кому хочешь хиляй. И без того не мечтай дышать.

— Мне б самому до утра не сдохнуть, — закашлялся Огрызок.

— О! Такие, как ты, долго небо коптят!

Кузьма в ту ночь долго слушал рассказы Баркаса о крутых удачных делах, дерзких «малинах», верных кентах.

Не скрыл гость, как горько пришлось ему в ходке. Рассказал, сколько терпел от охраны, оперативников, от пахана барака.

— Я влип в барак, где враз четыре пахана «малин» тянули ходки. Оно с одним не все кентуются, тут же и вовсе дело швах. Что ни день — разборки, трамбовки, никакого покоя. Опера из барака не выметаются, пасут паханов. Надоело мне с ними. Ну и наехал однажды под кайфом. Чифирнул малость. Ботал я, что не вижу паханов. Что они, как шмары, выкручиваются перед законниками, набивают себе цену. А сами говно! — хохотнул Баркас.

— Как же тебя дышать оставили? — удивился Огрызок.

— Сам не допер. Но отделали так, что враз поверил — настоящими файными паханами на воле были. С тех пор прежде, чем наехать на кого, думаю, останется ли целой моя шея?

Кузьма долго не решался спросить Баркаса о золоте. А тут осмелился.

— Где ж ты рыжуху держишь, какую у жмуров забрал?

— Тебе, падла, что за дело до нее? Чего это твоя жопа за чужой навар болит? Иль другой заботы нет? О колгане печалься! — ответил зло.

— Мне твой навар без понту. Это верняк. А спросил потому, что обидно, если б рыжуха вдурью пропала. Мы с Генькой в последний раз ее нашмонали много. Как никогда.

— Много нашли? Разве это много? Ты хоть раз ювелирки брал? Иль тебя в те дела кенты не прихватывали? Вот там рыжуха! С ней мороки нет! Готовая! А эту еще сплавить сумей! Чтоб в ментовку не загреметь! Нынче зубодеры ссут ее брать. Потому что их самих лягавые всякий день трясут. Да и ювелиры- разные попадаются. Вот был у нас один цыган. Долго с ним «малина» кентовалась. Сплавляли ему рыжуху целых восемь зим. Все как по маслу шло. Но… Попутали его мусора. Сгребли в ментовку вместе с табором. Тряхнули. Он и поплыл. До самой жопы раскололся. И всех нас заложил. Вместе с паханом. Теперь с цыганами дел не имеем. А вот паскуды

— ростовщики! Эти все хватают. Но… Промысловой рыжухи ссут. Предпочитают ювелирную. С ней, мол, без мороки. В кубышке сколь хошь лежит.

— Как будто на этих все заклинило! — усмехнулся Кузьма. И разговорился о прошлом, вспомнил свою «малину»: — Мои кенты с зубодерами дел не имели. Ростовщиков не уламывали и никогда не доверяли им. А рыжуха у них водилась всякая. И промысловая…

— Откуда? Не темни! В то время с промысла стянуть рыжуху не мог никто! Прииски и рудники файней тюряг охранялись. Чуть что — маслину в лоб, либо на куски! — не поверил Баркас.

— Старатели всегда были. И в те времена. И тоже хавать хотели, дышать файно любили. С ними и контачили фартовые. За навар. Оптом брали.