Эльмира Нетесова: Пасынки фортуны

Огрызок уже валился с ног. Голодный, без угла, избитый милицией и бедами, он решил вернуться к ворам. Пусть лучше они убьют. В одиночку без них жизни нет. Да и кому он нужен? А воры, может, простят.

— Возник, как падла! Нарисовался, мокрожопый! Чего ж сам не фартуешь, как грозился? Слаба кишка? — встретили его насмешкой.

— Бухой был. Что брехал, не помню. Облажался, как последний фрайер. Но с кайфом — завязал. Горя много, а греву — с хрен. Дурное нутро, коль водяра шилом вылезла, — он остановился на пороге. И тут же увидел своего обидчика — вихрастого пацана.

В момент все понял. «Малина» специально подослала его. Организовала и поимку. Вплоть до милиции.

— За что? — спросил он тихо. Ответ на свой вопрос он знал.

— Кайся, гнида! Грызи землю! Всяк за свое получает. И ты не на халяву схлопотал. За то, что «перо» на фартового поднял. Закон нарушил, выблядок! — гремел лысый толстый вор.

— Мокрите, коль виноват. Один дышать не могу, — признался честно.

— Ну что, кенты, как сговоримся с этим падлой? — спросил лысый у троих воров.

— На кого он хвост поднимал, пусть тот и трехнет. Так и будет.

— Вали в хазу до вечера. Там кенты решат, как быть с тобой… Кузьма сидел у окна, слушал разговоры фартовых, думал о своем. Вихрастый пацан держался подальше от Кузьмы на всякий случай. Он уже знал, что не всегда фартовые успевают на помощь вовремя. А Огрызок прошел у них хорошую школу.

Кузьма уже не злился на него. Понял, что вихрастого взяли взамен его, Огрызка. И учат. Но теперь уж осмотрительно, жестко, не выделяя, не хваля, лишь требуя и наказывая.

Поздней ночью вернувшиеся с дела кенты согласились оставить Кузьму, но не без условий, которые он обязан был выполнять.

Унизительными были они. «Но что делать, если никому, даже самому себе, перестал быть нужным?» — вспоминал Кузьма и зацепился ногой за корягу, утонувшую в сугробе. Как незаметно сбила она с ног! Не предупредив, не пощадив.

Да и кто жалел его, хоть когда-нибудь в этой жизни?

Кузьма с трудом выбрался из сугроба, отряхнулся от налипшего снега. И оглядевшись, правильно ли идет, не сбился ли он с пути, продолжал продираться сквозь ночь и пургу, так похожие на его жизнь… Лишь потом понял Кузьма, почему его оставили в «малине» и стали брать с собой на дела. Все было просто. Он сам согласился и винить особо было некого.

Огрызок знал законы «малины». Понял, что именно его, в случае провала дела, подсунут мусорам, чтобы сумели выйти сухими фартовые. Дважды сыпалась «малина» на делах. Оба раза ловила милиция Огрызка, прикрывавшего собою убегающих воров. Милиция гналась за пацаном, не видя в темноте, что нагоняет малолетку с пустыми руками и карманами, подкинутого на живца.

Огрызок, конечно, отбивался. А кто из нормальных людей добровольно согласится пойти в милицию? К тому ж, случись такое, Огрызком просто не заинтересовались бы, и продолжали бы погоню за ворами. В милиции его, конечно, колотили. Вламывали, как вору. А Кузька божился, что никогда им не был. Не видел и не знает фартовых.

Огрызка с неделю трясли, как грушу, следователи и опера. Но все без толку. Огрызок клялся всем на свете, что никогда, ни у кого, ничего не украл.

Промучившись с ним несколько дней и не добившись ничего, к нему в камеру подсадили «утку». Но Кузьму и на этот случай подготовили фартовые, и Огрызок не раскололся. Его выбросили из милиции под черный мат. Во второй раз Кузьме пришлось труднее. Два месяца просидел он в следственном изоляторе на хлебе и воде. А потом вбили в камеру к нему парнишку-ровесника. Желтолицего, изможденного как старика. Избитого и изодранного. Тот назвал кликуху пахана всех городских «малин». Сказал, что сам ворует вместе с кентами, мол, попутали лягавые в деле. И вкинув в дежурку, решили приморить его тут. Но кенты не бросят. Вытянут. Помогут слинять. А если Огрызок захочет, то и его с собой возьмут. Кузьма к тому времени не верил никому. И хотя так хотелось ему иметь настоящего кента, с кем без опаски всем на свете поделиться можно, удержался и в этот раз. Ничего не сказал о себе. Лишь то, о чем говорил следователю.

Вслух он восторгался, завидовал мальчишке. Но ни о себе, ни о фартовых словом не обмолвился.

Эта скрытность спасла его вторично. Кузьма знал, в третий раз из милиции его либо мертвым вынесут, либо увезут в ходку — на севера. Огрызок слышал, что воры, не принятые «в закон», на дальняках вкалывают за себя и за фартовых. Навар отдают паханам, чтобы вольготно дышали законники.