Эльмира Нетесова - Подкидыш

— Он тоже не сахар! Не подарок!

— Послушай, отец! Сережка соседям не забивал в окна голы. Не забрасывал на спор шайбы в печные трубы. Не рисовал на воротах голые задницы с именами жильцов дома, не подводил к калиткам ток. Это был я! Как же тогда тебя хватало? Иль потому, что свой. А свое дерьмо всегда вкусно пахнет? Да Сережка в сравненье со мной просто ангел. С ним общий язык найти намного легче. Он многое умеет. Я был лентяем. И не стоит теперь скрывать. Не стало у вас тепла в сердце! Потеряли. Поспешили с этим. А ведь у меня скоро свой ребенок будет! У него, кстати, уже есть брат — Сергей, и сестренки. Они должны любить друг друга. Кто их этому научит, если сами не умеете?

Стешка, покраснев, ушла в спальню.

«Ведь вот только вчера сказала Сашке, что беременна, матери не призналась. А он — во весь голос! Как медаль надел! Иль в лотерею выиграл…»

— У тебя ребенок будет? — переспросил отец.

— Нуда!

— Слава Богу! Наконец-то! Может, доживем! — обрадовался старик. И добавил: — Значит, будет кому продолжить род!

— Конечно! Но одно плохо, что вы с матерью не готовы к тому! Слишком себя любите. Никого другого не поймете!

— Саша! Эти две недели были сущим наказаньем. Мы многое обдумали, поверь. Мать о многом пожалела. И, кажется, поняла все. Она надумала пойти на работу. И я тоже подыскал себе место. В военкомате… Все ж приработок. Не помешает… К тому ж обещали через год-два какое-нибудь жилье подыскать. Конечно, за деньги. С меньшими удобствами и не в центре, как у тебя. Но все же своя крыша. А потому, если с матерью невмоготу, мы уйдем. Но погоди это время! Умоляю! Не гони! — дрогнули плечи…

— Я сказал! Живите, сколько надо! Об одном прошу, не наступать мне на душу и не лезть в мою жизнь!

— Нам уже не до того! Поверь!

— И нечего жить по-бродяжьи. Распаковывайте вещи и живите нормально! Вы не в гости приехали!

— Спасибо тебе, Сашок! — подошел Иван Степанович к сыну. Обнял его. — Давай, сынок, вдвоем, как раньше! Ведь получалось у нас с тобой! И неплохо!

— Иван Степанович! Не выдержал! Я так и знал! Ушел от нее! — стоял в дверях Сережка с кучей инструмента в руках.

— Нет, Серега! Не ушел! В гости приехал. А с Валентиной Ивановной все уладится. Женщин в руках держать надо, даже в старости. В этом твой отец прав! — глянул Иван Степанович на Варвару, закусившую губу.

— Это уж, как получится! Иного мужика не вытаскивай с-под каблука! Не давай волю норову! А то ишь, в руках держать! А руки не отвалятся? Не всякую бабу подомнете! Иная так лягнет, откуда зубы доставать будете! — не сдержала язык.

— Не о вас сказано. И не о Стеше! О той, какая не умеет ни с кем ужиться! — успокоил Сашка тещу. Та вмиг потеплела. Морщины на лице разгладились.

Иван Степанович вместе с сыном обошел дом, участок, полюбовался лесом, подступившим почти вплотную. Напарился в бане. И, вернувшись, долго разговаривал с сыном и Сережкой в полутемной спальне. Никому не хотелось включать свет.

— Знаешь, Сергей, Валентина Ивановна — человек резкий. Но не с добра. В детстве была в детдоме. Когда война началась, детдом был оккупирован. И немцы у ребятни брали кровь для своих раненых. Валюхе тогда три года было. Кормили их крапивой и гнилой картошкой. От нее одна тень осталась. Умирала девчонка. И даже когда потеряла сознание, врач ей в вену иглу вставил, чтоб последнюю кровь взять, покуда жива. Да тут партизаны помешали. Открыли стрельбу. Врач про Валюху забыл. Ее нянька унесла. К себе домой. Растила до конца войны. В самом детдоме к тому времени больше половины ребят поумирало. А Валька уцелела. Но нянечка была старой. И после войны, когда узнала, что ее третий сын тоже погиб, уже в Берлине, не выдержала. Умерла. Вальку опять в детдом. Там она училась. Потом в ФЗО пошла. Но постоянные заборы крови даром не прошли. Здоровье сдавало. А тут узнала, что ее отца, кадрового офицера, попавшего в плен, заживо скормили свиньям. А мать попала под бомбежку вместе с военной колонной, менявшей дислокацию, погибла на Курской дуге, — выдохнул Иван Степанович и продолжил: — Однополчане… Мать их в бок! Девчонка и не выдержала этих известий. Попала к неврастеникам. Чуть на Колыму не угодила! Хорошо, врачи вступились.

— А на Колыму за что? — ахнула бабка.

— Награды ее отца были аннулированы, когда в плен попал. И посмертно назвали его предателем. Валюха, услышав о том, Сталина кляла на все лады! И не только его. А всех и вся, из-за кого сиротой стала. Ее спрятали в санаторий закрытого типа для детей-ивалидов. Там она подлечилась, поступила в библиотечный институт. И закончила с отличием. А вскоре меня встретила. Я тогда высшее офицерское училище закончил. В Одессе. Поженились. Правда, Валюшка долго не соглашалась. Мол, не получится семьи. И рассказала все. Потом и врачи со мной беседовали. Предупреждали о возможных срывах. Но… Они случались крайне редко. Я, как обещал, берег ее от стрессов. Но от жизни нынешней не убежишь. И позавчера у нее был очень сильный приступ. Думал, потеряю свою Валюху. Навсегда… Посинела. Дышать стало нечем. А на венах, сколько лет прошло, следы от игл, черные, как дробью пробиты… Еле откачала «неотложка»… Вот и злился на нее, и обижался, а пришла минута, свою жизнь отдал бы! Только бы она жила! Ну, кто я без нее? Старый мухомор! Не только кому-то, себе не нужен! А Валя всю жизнь любила меня! И теперь не можем друг без друга! Случается, конечно, иногда цыкну на нее! Но перегибать боюсь. Знаю, потерять могу. Потому уговорами, убежденьями переламываю. А чем старше становимся, тем больше ее жалею. Ведь я ей один всю родню заменил. Случись что со мной, не переживет. Если она уйдет, я себя исказню, что никчемным человеком жил, не уберег…