Эльмира Нетесова - Подкидыш

Николай разжал руки. Спрыгнул на землю. Еще секунду назад все плыло перед глазами. А тут просвет наступил. Он забыл о боли, как только увидел мужика, вылезшего из кабины.

— Попух, падла! — подскочил к нему и, поддев кулаком под подбородок, откинул в кусты. Тот, зашуршав в них, затих. Николай бросился в кабину. Едва открыл дверь, увидел водителя, лежавшего головой на «баранке».

Николай включил свет. Увидел на затылке кровь, она стекала за пазуху, за шиворот угонщика.

— Живой иль нет? Да хрен с ним! Эти со мной не цацкались бы. Сбросили бы под колеса или хуже того учинили б… Надо того, что в кустах, найти, не дать ему смыться. Макарыч приедет на второй фуре. Он обязательно найдет меня. — Взял фонарик из бардачка. И, сыскав второго, — он угодил головой в корягу, — подложил мужика под нее так, чтобы он, придя в себя, не смог вылезти.

«Надо как-то дать знать о себе», — взял из-под сиденья ветошь, облил ее соляркой и поджег среди дороги. Вскоре увидел знакомые огни фуры. Она шла на сигнальный костер. Николай не скрывал радости, что Макарыч поторопился и не стал ждать утра.

— Припутал падлов! Или бензин кончился?

— Обоих прижал! — рассказал, как все произошло.

— А водило-угонщик — живой! Колька его лишь поцарапал и оглушил. Скоро в себя придет, пропердится! — рассмеялся Ленька. Второго угонщика он с Виктором выволок из-под коряги за ноги.

— Ну, что с ними утворим? — прищурился Макарыч хитровато.

— А что? Пришить обоих!

— Да бросим здесь!

— Э-э! Нет! За души их вонючие ответ не хочу держать. А выкуп — сдеру! За моральный ущерб! Одного из них я знаю! — поддел слегка задетого ломом. И добавил: — Давний знакомец! Уж с этого слуплю и за прежние грехи!..

— А в чем он лажанулся перед тобой? Когда? Что-то не припомню его по зоне! Иль на воле ты был знаком с ним? — полюбопытствовал Николай.

— Пусть очухается, потом потрехаем! —

хрустнул Макарыч кулаками.

— Давай его водой обольем! — предложил

кто-то из водителей.

— На эту мразь — мочи жаль! Пусть сам оклемается!

Подойдя к водителю-угонщику, ткнул в бок, сказал хрипло, сквозь зубы:

— Хватит прикидываться жмуром! Вскакивай па катушки, пока и впрямь не размазал!

Мужик открыл глаза. Увидел Макарыча, сжался в комок. Дернулся к карману, но Макарыч опередил, наступил на руку, предупредив коротко:

— Рыпнешься еще, кентель с резьбы своими клешнями скручу! Усек, падла! Тихо дыши!

Мужик зажмурился, вставать не спешил.

— Тебя сколько ждать?! — рявкнул Макарыч.

Угонщик протер глаза. Приподнял голову.

— Что? Не веришь? Живой я! Не обломилось тебе меня на тот свет отправить! — хохотнул зло.

И став ногою на колено угонщика, заговорил, обращаясь к своим:

— Этот паскуда «подсадной» был, когда меня вместе с кентами менты сгребли на деле. Его ко мне швырнули в камеру. Он и прикинулся стремачом из другой малины. Я и поверил. Он тогда почти пацаном был. Не думал, что лягавые вот такого «уткой» сделают. А и этот умело прикинулся. Трехнул я ему кое-что лишнее. Сам еще необтертым был. Этот выудил из меня кое-что и заложил лягавым. Его тут же выпустили. А меня три месяца мокрили в ментовке. На сапогах весь МУР носил из угла в угол. У меня со всех концов кровь кусками выходила. Лягавые и не скрывали, кого ко мне подкинули. Вот тогда поклялся, если живым буду, надыбаю гада хоть из-под земли. Сведу с ним счеты за все! Сколько лет шмонал его по зонам, в малине, на воле, он, гад, будто сквозь землю сквозанул. Не я один его дыбал, а и кенты. Чтоб сучьим клеймом отметить! Все не обламывалось. Так я уж и надежду посеял. Поверил, что кто-то опередил меня, отправив на тот свет досрочно. А он — живой! Сам на меня вышел, козел гнилой! И теперь ссыт за свое отвечать! А ну, вскакивай на катушки, пидор!

Он сорвал мужика с земли. Тот не мог держаться на ногах.

— Ленька! Дай шило! Сучью метку ему

поставлю, чтоб всякий мудак понимал, с кем ему довелось

встретиться!

Раскалил шило докрасна и, поковырявшись в пепле от сигнального костра Николая, снял с полуобгоревшего куска ветоши бензиновый нагар — черный, вонючий.

— Само то! Знатное клеймо получится! — подошел к угонщику: — Думаешь, дышать оставлю? Хрен тебе в зубы! Это я для того, чтоб и жмуры, и черти на том свете знали, кто к ним свалил. А и лягавые, завидев ее, не станут дыбать твоего мокрушника! Сук всегда размазывали!

Наклонился над угонщиком, тот взвыл:

— Макарыч! Пощади! Столько лет прошло! Я за это уже столько схлопотал! Хочешь, на всю жизнь обязанником стану! Верней собаки!